Константин Райкин: «Ногодвигалово и забивалово не могут быть без силы духа»
В рамках Платоновского фестиваля театралы Воронежа (и гости из других городов, а то и стран) имели возможность не только посмотреть спектакли из Москвы, Санкт-Петербурга, Пскова, Кембриджа, Брюсселя, Тбилиси. По традиции были организованы и творческие встречи с теми, кто причастен к созданию этих постановок. Своим видением современного театра делились с публикой режиссёры Лев Додин, Миндаугас Карбаускис и Роберт Стуруа, драматурги Марюс Ивашкявичюс и Фрейзер Грейс. Народный артист России, худрук театра «Сатирикон» Константин Райкин приехал в Воронеж как исполнитель одной из главных ролей в спектакле Егора Перегудова «Дон Жуан».
Творческий вечер выдающегося артиста прошёл в Камерном театре. А до этого Райкин встретился с журналистами, превратив пресс-конференцию в яркий спектакль. Фрагменты его монологов, в которых затрагивались самые разные темы – от преодоления запретов в искусстве до проблем обучения молодых артистов – предлагаем вашему вниманию.
О Платонове и культуре – Я ощущаю великий талант этого писателя – при том, что не могу назвать его моим любимым автором. У меня есть более близкие писатели. Но то, что знаю, то что читал и видел в переложении для театра или кино, всегда чрезвычайно интересно. Включая фильмы режиссёров, далеко живущих. Творчество Платонова находит отклик у разных людей, не связанных с Россией впрямую. Фестиваль его имени на нас на всех производит сильное впечатление. Это, мне кажется, прекрасное дело. Властным людям города надо ещё и ещё раз почувствовать драгоценность этой затеи. Когда-то у меня в голове возникла формула: «Культура гораздо умнее политики».
И мне кажется, тот представитель власти, который считает нужным вкладывать в культуру, тот и остаётся во времени и вечности, того и поминают потом добрым словом. Потому что без культуры невозможен никакой прогресс, ни технический, ни финансовый. Поднять экономику отдельно от культуры невозможно! Отсутствие культуры я вижу во всём. В том, как наша сборная играет в футбол! В чём проблема? В отсутствии силы духа. А создаётся она культурой. Ногодвигалово, забивалово, оно не может без силы духа и ничего не сделает на сегодняшнем этапе развития футбола! Специально беру футбол как нечто вроде бы совсем далекое… Просто я – старый спортсмен!
О фестивале и преодолении темноты Я здесь пообщался со Львом Абрамовичем Додиным, посмотрел его спектакль «Братья и сёстры» 25 лет спустя, заново сделанный. И опять это на меня произвело сильнейшее впечатление. И всё благодаря вашему фестивалю. Когда бы я ещё спектакль посмотрел? Мы встречаемся в Воронеже со своими коллегами, и это очень важно.
Жизнь работников культуры очень разрозненна. Мы редко видимся. А благодаря таким форумам имеем возможность почувствовать себя вместе. Это очень важно при той ненависти и злобе, которая сейчас возникла у многих людей по отношению к деятелям культуры. Сколько злобы, незнания, темноты, зависти! Вы же читаете Интернет? Все эти ужасы, которые так хочется оставить в прошлом... «Не читал, но осуждаю, не смотрел и смотреть не буду», «они – воры», «либерасты», «пиндосы»… Я же это не придумал! И мне кажется, подобный фестиваль – противостояние подобным процессам. Просто очень важно, чтобы культура не была уделом каких-то «избранных», «некоторых», абсолютного меньшинства. Хочется, чтобы это проникало в массы.
О Воронеже Я сюда приезжаю гораздо чаще, чем многие думают. Однажды пришёл в театр, который организовали выпускники местного института искусств, и пригласил отсюда в Москву довольно много людей, среди которых были и Федя Добронравов, и Саша Журман, и Серёжа Дорогов… У меня работают около двенадцати человек из Воронежа, из замечательного тогда института искусств. Поэтому однажды я приехал сюда с огромными надеждами, помня институт, который так меня удивлял. Приехал как председатель выпускной комиссии и очень расстроился, так как увидел, что дела стали хуже… Но память у меня исключительно положительная. С Воронежем связаны очень хорошие ощущения. Здесь проходили, например, наши гастроли с покойным Ромой Козаком: мы играли «Косметику врага». Сюда был сослан Осип Мандельштам. Наверное, тогда это была большая дыра. Но Воронеж неузнаваемо изменился. Начиная с дорог. В России есть огромные города, где чёрт знает что с ними творится в центре города. Здесь такого нет. Какое-то странное исключение! И я даже думаю: «А как же город накажут за это?». У нас же не любят исключения в хорошую сторону! Сразу начинают их как-то умалять.
О театре Я могу на спор сказать, не зная заранее, по публике в условном Мухославске, по их реакциям, есть в городе театр или нет. Даже плохой. Если есть, то люди по другому воспринимают русскую речь... Не мат с междометиями, а сложносочинённые предложения. Где нет театра, зрители просто не поспевают за тобой. Ты пошутил и пошёл дальше, а они засмеялись. Ты уже про серьёзное, а они ещё смеются. Скрипят мозги, скрежещут, несмазанные! А смазка – это театр, понимаете?
О цензуре В искусстве всё можно, лишь бы это имело смысл. Все наши «нельзя», которые человечество когда-то устанавливало, – это же смешно! Всё, что в школе сейчас проходят, – всё было нельзя. Вся великая литература, лучшие её образцы были под цензурой. Я уже жил во времена, когда было нельзя джаз, рок… Инструменты было нельзя! Саксофон – нельзя, да и всё! Когда говорят «раньше же обходились» – это слабый довод. Не было когда-то джаза и рока – и обходились. А потом изобрели – и всё. Река обратно не течёт.
Сегодня День рождения у нашего художественного руководителя!!! Обычно на сцене «Сатирикона» 8 июля всегда идет спектакль с участием Константина Аркадьевича, праздник знаменуется любимой актерской работой. А в этом году на сцену выйдут спектакли Райкина! Сегодня на малой сцене – «Глупости» по пьесе Виктории Никольской. На большой – «Все оттенки голубого» Владимира Зайцева. Вечер будет режиссёрским! И по удивительному совпадению сегодняшний спектакль «Все оттенки голубого» – юбилейный, сотый! Подарочный!
Дорогой Константин Аркадьевич, мы Вас любим! Доброго и сердитого. Требовательного и снисходительного. Мудрого, ироничного и нетерпимого (будем поаккуратнее с прилагательными!) :) Мы на Вас смотрим, учимся профессии, верности делу своей жизни, бескомпромиссности и преданности театру! Можно сказать, Вы наше всё! Поздравляем! Будьте здоровы! Многая лета!
Из архива Евгения Писарева к юбилею Александра Анатольевича Ширвиндта - худруки московских театров на записи юбилейного поздравления Олегу Павловичу Табакову, 2010 год.
Константин Райкин: Большинство людей не ходят на спектакли и не читают книг
Народный артист России, художественный руководитель театра «Сатирикон» Константин Райкин размышляет о современном театре, современном зрителе и предназначении артиста.
— Константин Аркадьевич, в конце этого года вы собираетесь сыграть премьеру комедии Александра Островского «Шутники», которую репетирует режиссер Евгений Марчелли. Вы там играете одну из ролей. Почему не ставите спектакль сами? И насколько актуален сегодня Островский?
— Островский — великий драматург, к которому я постоянно так или иначе возвращаюсь. В том числе и в стенах института, где преподаю вот уже более 45 лет. И Островский последние двадцать с лишним лет — это обязательный автор, через которого методом «полного погружения» у меня проходят все студенты, будущие артисты. Так или иначе я постоянно возвращаюсь к его творчеству и как постановщик, и как актер. Но у меня есть правило: я никогда не играю в тех спектаклях, которые ставлю сам. А так как в данном случае я в спектакле играю, то его ставит другой режиссер. Пьесу «Шутники» я знаю очень давно, люблю и всегда хотел сыграть ту роль, которую сегодня репетирую. Это тем более интересно, что пьесу у нас мало кто знает. Я замечаю, что люди вообще мало знают Островского.
— Пьеса «Шутники» затрагивает тему беззащитности материально необеспеченных людей в обществе. Предыдущий ваш спектакль «Всем, кого касается» был связан с темой принятия другого. Вы довольны тем, как ваши постановки воспринимает зритель?
— У «Сатирикона» достаточно сложная ситуация: мы сегодня арендуем помещение, играем на чужой сцене, а не у себя дома, в связи с чем меняем адреса. Работаем в «Планете КВН», иногда в здании Театра имени Вахтангова. Вернемся в собственное помещение только в следующем году. Поэтому сейчас до своего зрителя мы дотягиваемся с трудом, этот поиск достаточно сложный. Но спектакль «Всем, кого касается» в смысле реакции зрителей имеет большой успех. Правда, парадокс сегодняшнего дня заключен в том, что спектакль может иметь огромный успех, он может быть глубоким, и при этом касса может быть небольшой и неубедительной.
— Нынешний год объявлен в России Годом театра, притом что истинных театралов, по статистике, не так уж и много. Современный театр сегодня переживает подъем или кризис?
— Зрительская театральная аудитория — это лучшая часть населения любого города. Сам факт прихода человека в театр говорит об особой потребности души.
Но таковых в любом городе лишь девять процентов от общего числа жителей и не более. По статистике. Абсолютное большинство населения не только не ходят в театр, но даже не имеют в часы досуга навыка читать что-то. Они в основном заняты просмотром ТВ-сериалов. К сожалению.
— Ну, возможно, это происходит потому, что качество ТВ-сериалов, особенно отечественных, растет и среди них теперь уже можно найти и вполне достойные. Например, сериалы того же Валерия Тодоровского или Сергея Урсуляка? Так что, надеюсь, ситуация с сериалами как раз выправляется.
— Не согласен. Конечно, всегда были исключения из правила, поскольку русское искусство все-таки имеет очень мощные традиции, чтобы совсем уж ничего не было. Но не могу сказать, что общая ситуация выправляется. Я вижу, что уровень культуры падает. И это вижу не я один. преподаю и на примере студентов понимаю, что молодое поколение на самом деле мало что знает. Школа их сегодня обучает плохо: это чаще всего темные, мало читающие люди, которые в основном очень мало знают об истории своей страны, мало знают ее литературу и не приобщены к главным культурным ценностям.
— Я думаю, что это все-таки зависит от конкретного воспитания в семье. Если родители читают, то и дети подтягиваются. В моем окружении есть читающие дети…
— Вы много знаете таких семей? Я ведь говорю о явлении в массовом масштабе.
— Ну а какой он, ваш сегодняшний зритель, и каким бы вы его хотели видеть?
— Себе подобным. В том смысле, что я хочу видеть зрителя, который сложно мыслит, ощущает, который не агрессивен к непривычному. Который может воспринимать незнакомое не враждебно, а с интересом.
— Вы недавно отметили день рождения. Есть ли подарок, о котором вы мечтаете, но который еще не получили?
— Лучший подарок для меня — чтобы спектакль прошел хорошо. Спектакль сегодняшний. Вот такая прямая зависимость от сегодняшнего дня. Театр — это искусство настоящего времени. Каков спектакль сегодня — таков и твой театр сегодня. Таков и ты сегодня, его художественный руководитель. Я не понимаю отвлеченного понятия «великий театр». Он велик, если сегодня вечером его артисты сыграли спектакль замечательно, уникально.
Тогда он, может, и действительно великий.
Досье
Константин Райкин родился 8 июля 1950 года в Ленинграде. Окончил Театральное училище им. Щукина, служил в театре «Современник». В 1981 году перешел в Ленинградский театр миниатюр под руководством отца, Аркадия Райкина. Театр спустя год переехал в Москву, а в 1987 году стал «Сатириконом». Райкин имеет множество наград и премий.
Константин Райкин рассказал в Нижнем Новгороде как лежал в ногах у Евстигнеева
Народный артист России, один из лучших театральных педагогов страны, худрук московского театра «Сатирикон», Константин Райкин привез в Нижний Новгород спектакль «Дон Жуан» по Мольеру в постановке Егора Перегудова. В роли легендарного искусителя - Тимофей Трибунцев, Райкин играет его слугу Сганареля: нужно отметить, что эту роль Мольер писал для себя.
- Нижний Новгород - огромный культурный центр, театральный город. Вообще, в карте российского театра волжский театральный пояс - это очень мощная краска. Это касается не только Нижнего, но и Самары, Тольятти, Волгограда и далее. Мы часто сюда приезжали с театром, привозили много спектаклей, я бывал у вас с сольными гастролями.
В Нижнем очень серьезный театральный институт, я имел дело с его учениками и выпускниками — бывало, что приходилось переманивать в столицу. Но мы всегда упоминаем, что в прошлом тот или иной актер и такого-то института. В общем, ваш город — это серьезный очаг театрального искусства, -
сказал Контантин Райкин в ъоде своей пресс-конференции в Нижнем Новгороде.
Он не стал выделять любимых мест в городе - «я каждый раз вижу в Нижнем что-то новое», - однако рассказал, что прогулялся по улице Большой Поровской возле памятника Егению Евстигнееву:
- Я имел честь быть его коллегой и партнером по сцене в «Современнике». И я сто спектаклей «На дне» лежал в массовке у него в ногах и снизу наблюдал, как он играл Сатина. Для меня это очень важные вехи жизни: я видел гениального актера в работе, в непосредственной близости. И мне было приятно его увидеть на Большой Покровской с этим «отполированным» носом, -
сказал руководитель «Сатирикона».
По его словам, он видит серьезные различия в публике разных стран, а в России - не слишком. Хотя - «иногда приходится приезжать в какой-то район, на какое-то предприятие, а там русские люди, которые вообще не понимают русской речи».
Что же касается требовательности не к публике, а к актерам, Константин Райкин так сказал о себе и своих учениках:
- Я - диктатор, но добрый и любящий. Большая часть артистов «Сатирикона» — мои прямые ученики, они приходят в мой монастырь с моим уставом. Это счастье, когда кто-то, кого ты взял еще зеленым, вырастает в мастера. Я за них отвечаю, я их люблю, но каких-то вещей не терплю - они это знают. Театру нужно служить, и это служение требует больших жертв
Константин Райкин: у хорошего спектакля зрительский успех должен быть обязательно
Всероссийский зрительский фестиваль-конкурс профессиональных театров «POST ФАКТ». Зрители увидят 9 спектаклей, которые попали в лонг-лист премии «Золотая маска», но не прошли дальше. Это 5 спектаклей большой формы (показы состоятся на большой сцене ТТ) и 4 малой формы (показы на «Сцене-Молот» и один в декорационном цехе ТТ) в исполнении театральных коллективов из разных уголков страны – от Москвы до Губахи. Очень важная часть фестиваля-конкурса «POST ФАКТ» – лаборатория «POST ЗРИТЕЛЬ». Это авторские мастерские для всех желающих, кураторами которых станут члены жюри фестиваля и приглашенные профессионалы. Накануне открытия фестиваля, Константин Райкин, на пресс-конференции рассказал, почему зрители в театре самые главные и без чего не обходится ни один спектакль. «Мне очень нравится, что зритель на фестивале будет участвовать в театральных процессах. Я же тоже с «Маской» имел дело, практически с момента ее создания. И у меня по-разному складываются отношения с их оценками, это же не всегда вызывает согласие, а иногда вызывает протест, а иногда возмущение, почему так или не так. Это при том, что мы можем похвастаться, что «Маска» время от времени отмечает нас некоторыми подарками. И это для нас мелкое самолюбие, которое не имеет отношение к истинным ценностям, это просто приятно. Меня время от времени как-то коробило, какие-то декларации, которые я слышал от очень уважаемых и мною любимых людей, которые говорили не только от своего имени, а от имени жюри, экспертного совета, что их не интересует зрительский успех в спектакле. Для меня это практически враждебное заявление. Это не то, что я считаю, что зрительский успех это истина в последней инстанции. Нет, конечно, нет. Потому что иногда зрительский успех имеют вещи с моей точки зрения недостойные и безвкусные. Но с моей точки зрения, у хорошего спектакля зрительский успех должен быть обязательно! Если зрительского успеха нет, значит, допущена, какая то ошибка. Это особое свойства театра, как вида искусств. Потому что это единственный вид сценического искусства, где зритель является просто необходимой частью существования данного вида искусства. Без них этого вида искусств быть не может. Спектакля нет, если нет зрителя. Зритель это необходимая субстанция, что бы этот вид искусства существовал. Он и существует только в связи с реакцией зрителя, это вольтова дуга, это оргазм, понимание и взаимодействие, обмен энергией. Поэтому когда мне говорят «нас не интересует зрительский успех, значит это можно сравнить с тем, что с лесом можно знакомиться по гербарию. Это значит, что любовь можно изучать с точки зрения гинеколога или сексопатолога, но это не есть любовь. Также если театр не интересуется реакцией зрителя, то он не интересуется самым главным процессом, который и есть смысл этого дела», - отметил Константин Аркадьевич.
«Каждый должен пройти школу строгости, преодоления страха и любви» — уроки Константина Райкина молодым актерам и опытным режиссерам «Сатирикону» — 80 лет
Продолжая традицию «Культурных завтраков», MasterCard пригласил московских ценителей сцены первыми поздравить актера, режиссера и художественного руководителя Константина Райкина с 80-летием театра «Сатирикон». Пообщавшись с Константином Аркадьевичем лично в его кабинете, Bazaar публикует несколько его самых интересных мыслей и высказываний.
О рабочем процессе Ни одна премьера не проходит гладко, почти всегда есть элемент чрезвычайности. Это каждый раз что-то очень другое, неизвестное, непохожее на то, что было раньше. Поэтому выпуск спектакля — панически напряженный процесс. Страшный.
Об общении с режиссерами Худрук — «мужчина», приглашенный режиссер — «женщина». Как нужно правильно ухаживать, «клеить» женщину, которая тебе нравится? Как обойти соперников, чтобы режиссер выбрал именно тебя? Применять те же приемы. В образном смысле, конечно. Например, проводить вечером в Москве на поезд в Питер, а утром в Питере её встретить. Это безотказно действует и на любого режиссёра.
О собственном даре убеждения Режиссер Роберт Стуруа начал затягивать сроки выпуска спектакля у нас в театре. А у меня с этим всегда строго. При этом в тот момент он находился в Аргентине, ставил там другой спектакль. Я договорился с партнерской авиакомпанией, чтобы меня туда свозили. Прилетел в Буэнос-Айрес, договорившись, что через пару часов в этот же день вылечу обратно в Москву. Вошел в театр на репетицию, говорю: «Привет, Роберт! Я приехал просто тебя спросить, ты же начнешь у нас в срок?» (Смеется.) Сдвинуть даты в такой ситуации он бы себе уже не позволил.
О труппе Артисты «Сатирикона», многие из которых — мои ученики, воспитаны как профессиональные труженики и научены подчиняться любому режиссеру. Какие-то радости не должны быть только семейными. Все-таки я отдаю себе отчет, что в итоге они могут пойти работать в другой театр, и там они тоже должны нравиться и уметь очаровывать. Поэтому самое важное — актеры должны быть хорошо обучены. Для этого каждый из них должен пройти школу любви и при этом строгости и преодоления страха.
Об одном гении У Мольера есть совершенно гениальная пьеса «Дон Жуан» и привыкнуть к ней никак нельзя. 350 лет назад человек написал такую необычную, смелую, умную и смешную, и страшную, и театральную вещь… Там столько мудрости и гениального таланта и абсолютно возрожденческие мысли о том, какое чудо человек.
О себе как актере Я подчиняюсь режиссеру сразу. С первой же репетиции я глазом не поведу в ту сторону, куда он не указал. Я абсолютно послушный. Вот если режиссёр попросит меня что-то предложить, я выскажусь. Но прежде, чем пригласить режиссёра, я долго его высматриваю, смотрю его спектакли. Это судьбоносная фигура.
О работе с классикой Никаких пределов трактовки классических текстов нет, это связано только с талантом режиссера. Драматургия, в принципе, предполагает какую-то трактовку, иначе не может быть. Если пьеса написана для постановки на сцене, а не только для чтения, она должна быть обязательно дополнена фантазией режиссера, актерским воплощением. Никаких границ не может быть, и устанавливать их нельзя.
О походах актёров «налево» Инструмент, на котором играют все, не может быть чутко настроенным. Я вижу, когда у актера сбивается прицел, потому что большая творческая работа в разных местах начинает сказываться на работе у нас в театре. Я это вижу и говорю ему об этом. Иногда довольно жестко. Иногда нелицеприятно.
О современном русском кино Россия — театральная империя с очень мощной драматической школой и сценической традицией. Что касается кино, это довольно «деньгоемкий» вид искусства, в котором очень много технологий. Но это искусство. Я всегда знаю, что должен посмотреть все новое у Лунгина, у Тодоровского, у Хлебникова… Я смотрю много хорошего русского кино. Или русские сериалы: «Домашний арест», «Звоните Дикаприо», «Обыкновенная женщина»… По‑моему, это мощные работы.
О традициях Изначально «Сатирикон» — это театр, который строится на любви к зрителям. Это очень принципиальная штука. Это не эпатаж, не ненависть или равнодушие, как иногда бывает, мол, мы тут с Богом разговариваем, а вы вроде как допускаетесь. Нет, мы выходим на сцену потому, что мы любим людей в зале и хотим к чему-то их приобщить и как-то их приподнять над их жизнью. И не обязательно их только мирить с жизнью, а можно их возмутить чем-то, вздыбить против чего-то. Это тоже благое дело.
«Я всегдашний ученик» Константин Райкин о дисциплине в театре, рефлексии на сцене, Павле Устинове и многом другом
У главы театра «Сатирикон» масса дел, очень жесткий тайминг и плотный график. Тем не менее он смог найти время для выступления в рамках проекта “Ъ” «Время театральных легенд» в Петербурге. Перед встречей со зрителями Константин Аркадьевич поговорил с журналистом издания.
— «Сатирикону», основанному на Театре миниатюр, исполнилось 80 лет. Ведь это именно вы уговорили отца в начале 80-х переехать со всей труппой в Москву. Не жалеете об этом?
— Уже поздно говорить, да и не жалею я ни в коем случае. Во-первых, папа успел поработать наконец-то в своем доме: за 50 лет театр в первый раз таким образом обрел свою крышу над головой. Находясь в Ленинграде, театр этого никогда не имел. Было две комнаты в Театре эстрады, в одной из них бухгалтерия и там же хранился реквизит, а в другой они репетировали. Но это были арендованные комнаты.
У них никогда не было дома, а тут он появился, и папа в нем даже успел поиграть — в том здании, которое сейчас перестраивается. Мы, как это ни странно, через 30 с лишним лет пришли к тому же положению — стали бездомными на пять лет. Только теперь это совсем другое образование, чем Театр миниатюр, который был, по сути, просто маленькой бригадой. Всего вместе с техническими службами там работало около 20 человек, артистов было 10-12. А у меня уже тридцать лет 50 человек — только труппа, вообще в театре работает больше 350 человек, это целая фабрика.
Говорить об этом — все равно что спрашивать, не жалею ли я, что переехал в Москву, когда мне было 16 лет (я родился в Ленинграде и в школе учился в Ленинграде). Это бессмысленно. Я уже давным-давно стал москвичом. Живя в Москве, больше пятидесяти лет оставаться ленинградцем — просто какое-то извращение. Либо ты становишься нормальным, полноценным жителем города, либо надо возвращаться в Ленинград.
«Я принял бы участие в судьбе любого своего студента»
— Чем сейчас занимается Павел Устинов? Поддерживаете ли вы отношения?
— Пару раз я с ним разговаривал. Высказал то, что я думаю по поводу его будущего, того, как, мне кажется, он должен себя вести в этой ситуации, привлекающей внимание. Я высказался, а дальше он сам решит, как поступать. Мы не такие близкие люди. Поскольку он человек, который окончил учебное заведение, которым я руковожу, я чувствую за него определенную ответственность.
История с Павлом кажется довольно однозначной. Более того, я на сегодняшний день не согласен с решением суда, и мы будем его опротестовывать. Непонятно, почему невинный человек должен получить пометку об условном уголовном наказании, почему нужно ему портить судьбу. Это же какая-то криминальная печать на его будущем. Почему невиновного человека нужно сделать виновным, когда в этом виновны другие люди — в том, что это вообще произошло? Этих людей, видимо, хотят выгородить. Преступник совсем не он, а те, кто допустил такую несправедливость. Ну что это такое, как так можно?
— Значит ли это, что вы вступились бы за любого своего студента?
— Конечно, я принял бы участие в судьбе любого своего студента. Как и пытаюсь сделать сейчас.
— Вы себя ставите с ними только как учитель или как еще кто-то, скажем, старший товарищ?
— Для меня учитель — это очень много, это не просто профессия. Как театр не просто служба, это служение. Нас связывают гораздо более тесные узы, связи и взаимоотношения, нежели чем просто формально-производственные.
— Вы растите своих актеров в любви и строгости?
– Конечно. Потому что любое дело требует дисциплины и соблюдения определенных правил, особенно когда это дело коллективное.
— Мне еще показалось, что ваши отношения с театром строятся как отношения с женщиной. Вы говорили: актеры ходят налево. Говорили: приглашенных режиссеров нужно очаровывать.
— Да-да. Это вполне законно ассоциируется с отношениями между мужчиной и женщиной. Но я бы сказал, в театре ответственности побольше. Отношения между мужчиной и женщиной могут закончиться, и ничего страшного в этом нет, когда их двое и когда не родился ребенок. Театр сродни семье: из этой любви возникает плод — спектакль. И театр, и работающие в нем актеры ответственны за то, чтобы этот плод развивался правильно, чтобы спектакль жил здоровой жизнью. А если актер подводит: не приезжает, когда положено, начинает халтурить, срывает дело — конечно, он должен понести наказание. Я в этом смысле такой же, как любой нормальный руководитель.
Человек, работающий в театре, помимо любви, которую он испытывает к коллективу, к руководителю, должен еще иметь страх. Страх быть наказанным, страх быть уволенным. Совсем без страха нельзя. Он, конечно, не может превалировать, иначе это тоталитарный режим, но в определенной пропорции он должен быть. Потому что театр все-таки — это не отношения двоих, а отношения множества людей, принципы компании, содружества, сотоварищества. Зависимость всех от каждого. Это очень ответственно и очень сложно. Партнерство на сцене — крайне тонкая, важная и обязательная вещь. Русский театр основан на том, что называется «ансамблевость». Оркестранты хорошего оркестра меня поймут.
«Истинный возраст — высшая математика»
— Пришлось ли вам бороться за то, чтобы вас перестали воспринимать как сына своего отца? Или вы никому ничего не доказывали?
— Все, что я делаю, делаю, не думая про это. Но для абсолютного большинства жителей страны я так и останусь сыном своего отца. Это, к сожалению, главное мое отличительное качество. Они не знают меня как артиста, вообще не знают, что я есть,— поскольку я давно пережил высшую точку своей популярности. Когда-то эта популярность была высокой, сейчас нет, но это совершенно не беспокоящее меня соображение, потому что я взрослый человек. Есть вещи гораздо более важные и значительные для человека, который занимается искусством, чем слава. Я не могу сказать, что тщеславен. Популярность, конечно, важна для актера, но нельзя к этому очень серьезно относиться.
Так вот, для большинства людей страны, России, бывшего Советского Союза, я — сын Аркадия Райкина. Я так и обозначаюсь большинством: «Это сын Райкина». Мне скоро будет 70 лет, а меня с радостью спрашивают: «Вы сын Райкина?» Они думают, что делают мне приятное. Я очень люблю папу, но это, конечно, не комплимент, когда на старости лет узнаешь, что главный твой отличительный признак — то, что ты сын своего великого отца. Каждый имеет основание думать, что он сделал что-то и сам по себе. Когда говорят: «Простите, я не помню вашего отчества» — это на самом деле для меня приятная вещь. Человек в этот момент выглядит невеждой, но числит меня отдельно.
— А какие вещи для вас гораздо более важные, чем слава?
— Есть глубины и высоты профессии. Я их пытаюсь постичь, и это не имеет ни-ка-ко-го отношения к славе. Чем выше и чем глубже ты проникаешь, тем меньшее количество людей тебя может понять и оценить. И это нормально. А кроме того, есть вещи, связанные просто с человеческими качествами.
— Вы действительно настолько рефлексирующий человек, что каждый новый выход на сцену не уверены в успехе прошлого и считаете его случайностью?
— Просто актерская профессия так устроена. Театр — это же искусство настоящего времени, в нем нет прошлого и нет будущего. Зрителю совершенно наплевать, как ты будешь завтра играть и как ты играл вчера. Он приходит к тебе на сегодня, на изготовление какого-то пирожка на его глазах, и тот должен быть вкусным. И вот ты ему делаешь этот пирожок, он его тут же пробует, и, если ему вкусно, он тебе благодарен. Всё! Вот эти разговоры про великий театр, имевший великую историю, это абсурд. При чем тут прошлое? «Великий», «малый» театр — это глупейшее заявление. Он такой театр, как сегодня в нем прошел спектакль. И такой артист, как он сегодня сыграл. Сыграл как великий артист, значит, он великий артист — сегодня. Театр и артист — они такие, как работают сегодня.
— Ваши 70 лет в следующем июле будут каким-то этапом?
— Никакого этапа. И вообще это не мой возраст. Арифметика к истинному возрасту не имеет отношения. Истинный возраст — все-таки высшая математика. Арифметика — это паспортные данные, ерунда, это часто не совпадает. Я порой встречаюсь с очень старообразными студентами молодого паспортного возраста, с нафталинной психологией, такие целые институты есть. Не буду называть, но и в Москве студенты часто выходят из института полными совками: абсолютно старообразными людьми, не способными воспринимать что-то новое.
— Есть ощущение, что вы сознательно окружаете себя молодежью.
— Что значит «сознательно»? Это моя обязанность. Я же преподаю, я художественный руководитель института. Поэтому обязан по роду своей деятельности иметь дело с молодыми.
— Вы от них как-то подпитываетесь?
— Конечно. Они очень замедляют старение, и вообще это эликсир молодости. Имея дело с молодежью, ты очень тормозишь наступление старости.
— А вы не думали, как долго хотите быть в профессии?
— Думал-думал. Актерская профессия (и вообще театральная, но актерская особенно) все-таки связана с физическими силами, с энергией. Поэтому я очень слежу за собой и за соответствием тем требованиям, которые сам предъявляю к другим. Я совершенно не собираюсь задерживаться в этой профессии дольше, чем мне позволит самолюбие. Как только увижу, что являюсь обузой, уйду.
«Режиссер отдельно, артист отдельно»
— В следующем году страна собирается праздновать 75-летие со дня окончания Великой Отечественной войны. Как вы относитесь к такого рода датам, к их празднованию?
— Победа — великое событие в нашей истории. Но надо ни в коем случае ни на секунду не забывать, какой огромной ценой она далась. Ценой каких страшных потерь, ошибок и преступлений против собственного народа. Не забывать, что эта победа добыта иногда просто превращением людей в пушечное мясо. Война — это не только День Победы, не только повод для того, чтобы гордиться и ликовать, но и повод для того, чтобы задуматься над своим прошлым. И над теми преступлениями, которые совершались и за которые не расплатились те, кто в этом был виноват. Мне кажется, что это праздник гораздо более трагического звучания.
Молодые большей частью ничего не знают о прошлом, они не знают своей истории, часто абсолютно невежественны. Но люди, которые ничего не знают, это, как ни страшно, не худший вариант. А худший — когда очень большое количество народа знает про свое прошлое ложь. И думает, что злодеи — герои, а героев считает злодеями. Когда у него искаженное представление об истории по причине фальсификации событий нашего недавнего прошлого. Вот это меня очень тревожит. Мне кажется, у нас нет внятного, определенного отношения к прошлому. У людей очень много мути в голове, много злобы и конфронтации друг с другом. Вообще состояние нашего общества меня очень тревожит. И в связи с Днем Победы я еще раз думаю о том, что у нас совершенно нет всеобщего желания по-настоящему переосмыслить и прочувствовать свое прошлое, желания какого-то покаяния.
Я думаю: а почему мы, получив такое количество свидетельств о реабилитации своих родных, о том, что они были незаслуженно осуждены, ошибочно расстреляны, не услышали, не прочли слов покаяний, извинений? Никаких! По крайней мере со стороны государства. Почему за это никто не наказан? Почему наше государство, власть не умеют извиняться? Вот про что я думаю, когда думаю о войне. И о том, что было и происходит после. У меня погибли и отсидели мои родные, близкие люди или не совсем близкие. Мне кажется, что люди, которые не осмыслили, не прочувствовали своего прошлого, не могут быть счастливыми. Они не достойны счастья. Наша тяжкая и часто безрадостная жизнь — результат бездуховного существования. Вот почему необходима культура.
— У вас в театре 27 ноября будет public talk после спектакля «Всем кого касается». Тема буллинга и взаимоотношений с особыми людьми — насколько она лично для вас важна и актуальна для общества?
— Это отражение ситуации в обществе, просто школа в данном случае — наиболее выразительное место. Эта пьеса Даны Сидерос, очень талантливая и интеллигентная, вскрывает проблему, которая гораздо шире, чем просто школьная. Она про то же, про что спектакль «Все оттенки голубого»,— про иных. Отношение к людям, не вписывающимся во всеобщую одинаковость, во всем мире неоднозначно, но в нашей стране особенно. Нетерпимость, озлобление, агрессивность — вот его приметы. Серьезная вещь, которая как раз в школе начинается.
— Почему вы никогда не играете в тех спектаклях, которые ставите?
— Потому что в театре это практически невозможно. Кто-то это умел делать, например, Сергей Юрьевич Юрский играл в своих спектаклях, но я не думаю, что это шло ему на пользу. Он был великий артист и гениальный человек, человек эпохи Возрождения, но тем не менее даже ему это не удавалось в полной мере. Лучшие его актерские работы были всегда связаны с присутствием другого режиссера, например, великого Товстоногова.
Актер в театре обязательно должен кому-то подчиняться и быть ведомым, это профессия ведомая. Нельзя вести самого себя. Это как барон Мюнхгаузен, который самого себя за волосы вытащил из болота вместе с лошадью, вещь противоестественная. Режиссер отдельно, артист отдельно.
— Кто из ваших друзей и коллег особенно перепахал вашу жизнь?
— Я бы обязательно назвал Валерия Фокина, потому что я с ним сделал двадцать спектаклей. Он со мной работал как режиссер с актером, и если уж я кому-то благодарен за то, что приобрел эту профессию, то прежде всего ему. Он меня сделал артистом, таким, какой я есть.
На меня очень влияли режиссеры, с которыми я работал. Очень повлиял и Роберт Стуруа, и Юрий Бутусов, и Петр Фоменко. Я такой всегдашний ученик, впитываю, у меня много ученичества. И Егор Перегудов, который в два раза меня моложе, очень влияет благодаря двум работам — «Дон Жуан» и «Человек из ресторана»: всегда режиссер главный, а артист подчиненный, независимо от ранга. Егор человек очень оснащенный, образованный, талантливый и вообще замечательный. Сейчас работаю с Евгением Марчелли и тоже от него набираюсь. Я вообще очень набираюсь от режиссеров, с которыми работаю. Они все разные, эти люди.
— Вы склонны очаровываться?
— Конечно, это часть моей профессии, ее обязательное условие. Артист человек эмоциональный, впечатлительный, эмоция — инструмент, это, собственно, и есть способность очаровываться. Очарованные странники — это и есть артисты.
КОНСТАНТИН РАЙКИН: «Я ДОСТАВАЛ ТАБАКОВА РАССПРОСАМИ О ПРИРОДЕ УСПЕХА
Как сообщал "Театрал", завершился первый фестиваль учеников Олега Табакова «Атом Солнца». В числе выступающих был художественный руководитель «Сатирикона» Константин РАЙКИН, который начал свой рассказ с оговорки, что не является прямым учеником Олега Павловича, но с юности считает Табакова-артиста и Табакова-человека своим учителем в профессии и жизни, в целом.
– Ефремовский «Современник» был моим самым любимым театром в Москве во многом потому, что на его сцене блистал мой любимый артист Олег Табаков, - сказал Константин Райкин. – Его Саша Адуев (спектакль «Обыкновенная история») стал для меня, первокурсника Щукинского училища, настоящим потрясением. Родители пошли после спектакля за кулисы, но без меня, я не хотел разрушать для себя увиденный сценический образ. Пройдет время, меня после училища пригласят работать в «Современник», одной из моих первых работ будет роль в массовке в «Обыкновенной истории», и спектакли, производившие на меня колоссальное впечатление («Всегда в продаже», «Баллада о невесёлом кабачке» и многие другие) я увижу изнутри, как они делаются весело и цинично.
* * * Мало кто знает, что я из актёрской семьи, и поэтому вырос за кулисами, видя совершенно иное отношение к Мельпомене. Мой папа-артист был очень дисциплинированный. Когда давали второй звонок, он, единственный, кто был уже на сцене. Я же был дрессированным ребёнком, ходил на все взрослые спектакли, потому что умел вести себя тихо. Поэтому тот градус актёрского хулиганства, который увидел по ту сторону «Современника», для меня, простого сына Аркадия Райкина, стал просто ударом по театральной вере.
Подтрунивание над партнерами, попытки поставить их в неловкое положение во время действия. Эта заводившая всех и вся бравада, тогда мне, начинающему артисту, казалась невозможной. Но со временем я понял, что это всего лишь поведенческая «изнанка». Табакову нравился ток шок, в котором, глядя на него, оказывались молодые актёры. Хотя я и сын артиста, который славился искусством мгновенного перевоплощения, но то, что я видел в исполнении Табакова, производило на меня сильнейшее впечатление.
Чего стоило быть свидетелем, того, как часто Олег Табаков, будучи ещё и директором «Современника», отдавал начальственные распоряжения, уже находясь в гриме. Например, Табаков, в образе буфетчицы Клавы (персонаж из спектакля «Всегда в продаже») с подкладными грудями, наклеенными длиннющими ресницами, в чулках, что-то судорожно подписывает, решает, пятясь при этом на сцену.
* * * Знаете, тогда, первокурсником, например, после «Обыкновенной истории» я ночи не спал и думал, что никогда мне так, как Табакову, не сыграть.
Для меня, делающему в профессии первые шаги, Табаков был фигурой настолько занимающей мое внимание, что сложно передать. Я буквально доставал Табакова расспросами, как понять природу успеха, как ее можно «посчитать»? Я все ходил и спрашивал, до жути надоедливый был, даже не представляю, как, наверное, его раздражал этим: «Олег Палыч, ну, Олег Палыч, как вы такой весь уверенный в себе? Когда вы таким стали?» На что Олег Павлович ответил: «Старик, надо один раз поиметь успех и понять, что ты интересен».
Я помню, как после этой фразы, внутри меня просто все падало. Как после одного раза возможно понять, что ты успешен?!
Да, я каждый день думаю, что вчера это случайно получилось, а сегодня меня разоблачат.
Природу сценического успеха можно сравнить с решением сложного примера в математике. Если ответ не верен, значит где-то в спектакле допущена ошибка. Конечно, и я, постоянно занимающийся самоедством, и Олег Павлович, оба правы в отношении к успеху. Это обычная диалектика нашей профессии.
Олег Павлович научил меня главному – относиться к каким-то вещам веселее. То, в чем я, будучи молодым артистом, видел цинизм, на самом деле было очень далеко от цинизма. Это я понял много лет спустя. А вот «веселее» вообще было его любимым словом. Табаков был абсолютно очарованным странником, романтиком от театра, завороженный им. И, что удивительно, он, когда был уже очень взрослым артистом, все равно любил играть на сцене. По опыту своих наблюдений скажу, что не все артисты любят выходить на сцену и особенно с возрастном. Для них все труднее по-настоящему получать от нее удовольствие.
О Табакове, конечно, как о самом себе, можно говорить, бесконечно. Но мне нужно уезжать на репетицию. Добавлю, что про Олега Павловича, я через время обязательно что-нибудь напишу или поставлю, например, кто-то сыграет меня, а Табакова точно сыграю я сам.
КОНСТАНТИН РАЙКИН: «Я ИЩУ ПЬЕСУ ДЛЯ ТЕАТРА, А НЕ ДЛЯ СЕБЯ» В «САТИРИКОНЕ» ПОСТАВИЛИ СПЕКТАКЛЬ ПО ПЬЕСЕ ОСТРОВСКОГО «ШУТНИКИ»
В пятницу, 27 декабря, в «КЦ ЗИЛ» состоится премьера спектакля «Шутники», который с января будет идти на сцене «Планеты КВН». Островский был и остается в России драматургом номер один, и нынешнее обращение театра «Сатирикон» к его творчеству еще одно тому подтверждение. Незадолго до премьеры худрук театра Константин Райкин рассказал о том, почему он выбрал одну из ранних и не очень популярных пьес драматурга.
– Константин Аркадьевич, почему вы выбрали для постановки эту пьесу? Может быть, потому что хотели сыграть роль Павла Прохоровича Оброшеного? – Я никогда не выбираю пьесы по принципу: «Что бы мне здесь сыграть?» Все-таки у меня менее эгоистичные, а более цельные устремления и задачи. Я для театра ищу пьесу, а не для себя. У меня такая установка, хотя в наше циничное время, может, кто-то и не поверит. Но это именно так.
Пьесу эту я знаю давно, и насчет того, что она не очень известная, согласен, но с тем, что она не манкая для зрителя, не соглашусь. Мне кажется, что она как раз очень зрительская. И более того, попадающая в потребности времени. Потому что в наше время – очень циничное, материальное и очень денежное (не в смысле богатства, а в смысле количества разговоров про деньги, и бесконечной и всепоглощающей их значимости) – такие «человеческие» пьесы, простые по сюжету и очень незатейливые, совершенно необходимы. Тем более такого великого драматурга, который знает законы театра, знает законы зрительского восприятия, знает, как зрителей «подключить», как держать их внимание, если это правильно поставить.
– Почему вы пригласили для постановки именно Евгения Марчелли? – Евгений Марчелли – высокого мастерства режиссер, я его творчество знаю достаточно, для того, чтобы пригласить. Я надеюсь, что эта пьеса будет интересна для зрителей. Трудно пока говорить, потому что мы еще не дошли до факта премьеры, но предчувствие мне говорит, что она будет востребована.
– Чем вам дорог ваш персонаж – Павел Прохорович Оброшенов? – Мне дорога – тема. Тема драгоценности человека, независимо от его социального положения. Это – вообще тема всей великой русской литературы и особенно XIX века – Золотого века русского искусства. С моей точки зрения, это и должно быть национальной идеей, про которую так много трындят, заменяя ее разговорами про всякое другое. А вот это и есть главная духовная традиционная ценность – человек сам по себе. Об этом говорит вся русская культура – о том, что человек, независимо от его социального положения – это божественное творение. Его жизнь, его свобода, его личность – это и есть главное мерило. Это то, что всегда провозглашалось нашими самыми великими писателями и поэтами, и чего никогда не было в жизни. И сейчас это не так… Потому что человек сам по себе – у нас, увы, самое низкое звание. Вот про что эта пьеса и про что хотелось бы играть этот спектакль.
В этой пьесе вообще затронуто много важных тем. Одна из них – о драгоценности семьи, о сердечных взаимоотношениях, где люди друг друга очень поддерживают и питают силами, верой, надеждой и теплом. В этой пьесе семья – неполная, там нет мамы, но есть две замечательные дочки и трогательный папа.
Можно сказать, что там есть тема «маленького человека». Это продолжение того, что было в «Человеке из ресторана», продолжение «Записок из подполья», как это ни странно, при всей агрессивности этого произведения гениального Федора Михайловича Достоевского. Это и продолжение «Контрабаса». Мне немножко неловко говорить, что это – «моя тема». Это тема любого взрослого человека, который занимается искусством.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 4
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума