Отправлено: 06.02.19 17:54. Заголовок: Сегодня в ток-шоу «Т..
Сегодня в ток-шоу «Театральная среда братьев Верников» примут участие артисты «Сатирикона» Полина Райкина и Константин Новичков, а также поэт, драматург и иллюстратор Дана Сидерос. Эфир посвятят апрельской премьере ВСЕМ КОГО КАСАЕТСЯ.
Дарья Урсуляк «Если и есть что-то важное в жизни, то это свобода»
Дарья Урсуляк играла на сцене с девяти лет, но, окончив школу, отдала предпочтение филологии. Актерский инстинкт оказался сильнее, и через три года она поступила в Театральный институт имени Щукина. Студенткой дебютировала в спектакле «Окаемовы дни» Вахтанговского театра, однако судьбу свою связала с театром «Сатирикон», где первой ролью Дарьи стала шекспировская Джульетта. Критики заслуженно хвалят актрису за естественность, умение одним жестом, без слов, выразить любую эмоцию, передать в интонациях сложную изменчивость чувств и подтекст скрытых смыслов.
– В спектакле Game over все проблемы вашей Нели и ее друзей родом из семьи, где родители либо дают полную свободу, либо навязывают жесткий контроль.
– Это удобная тенденция – списать на папу с мамой все свои косяки, комплексы и обиды. Она так прочно засела, что я сама себя все время проверяю: не ущемляю ли дочку, не подрезаю ли ей, двухлетней, крылья, правильно ли все делаю, чуткий ли я родитель? Но штука в том, что родители такие, какие они есть, и другими быть не могут. Вот и все. Может, тотальный контроль, который в пьесе Арбузова мать устроила Нели, – это просто способ выражения любви? А уж что выросло, то выросло.
– Как тогда объяснить жестокость поколения 1990-х?
– Я не считаю свое поколение жестоким, лишним или обделенным. Мои родители (отец – режиссер Сергей Урсуляк, мама – актриса Лика Нифонтова. – Ред.) в 1990х занимались собой, строили свою жизнь, искали, как в случае папы, свою профессию, выживали в стране, которая развалилась, но при этом очень меня любили, делали для меня все, что могли. И я знаю немало таких же семей, где никакие обстоятельства не мешали любить друг друга. Мое детство было счастливым, все ужасы 1990х прошли мимо меня. Я не по- пала в дурные компании, у меня не было подросткового бунта.
– А если вами пытаются командовать или манипулировать, умеете дать грамотный отпор?
– Если и есть что-то важное в жизни, то это свобода. Лет в 14 я перешла в новую школу, где у меня был период сложных отношений с уже сложившимся классом. Где-то полгода они со мной не общались. Это был своеобразный процесс инициации. Мне устроили проверку: докажи, что ты не копеечный фраер. Так происходило с любым новичком. Я стойко выдержала изоляцию. Списывать было не у кого, но обошлось без истерик и просьб вернуть меня в коллектив – тот приятный случай, когда чувство собственного достоинства принесло пользу, и к концу учебного года мое положение в классе изменилось кардинально.
– Рассказывая про съемки у вашего отца в сериале «Тихой Дон», вы признавались:«Он меня страшно гонял, общался со мной ужасно». За что он с вами так?
– Папа невероятно деликатен с артистами, если это не касается семьи. Когда речь идет обо мне, маме, Саше (актриса Александра Урсуляк – сводная сестра Дарьи по отцу. – Ред.), то мы на съемочной площадке должны быть всегда в хорошем настроении, что бы ни происходило, продуктивными, желательно делать все с первого дубля. Это не отменяет того, что работать с ним одно удовольствие и невероятный опыт. То, чему на съемочной площадке учит папа, то, что он позволяет артисту, что предлагает, – эксклюзивный случай. Например, он детально разбирает с актерами все сцены, у него, почти как в театре, долгий подготовительный и репетиционный период, чтобы артист получил возможность понять, про что играет, пройти роль насквозь.
– Вы там так ловко доите корову!
– Что я умею с тех пор, так это доить корову, это правда. К нам на съемку приезжали доярки, нас учили доить коз, коров, прясть пряжу, то есть мы прошли там школу молодого бойца.
– В «Чайке» вы играете с вашей мамой. Это редкий спектакль, где забываешь, что чеховскую пьесу знаешь наизусть, и удивляешься новым, прежде не замеченным деталям. А что вы для себя открыли?
– Ввод был таким быстрым, с одной двух репетиций. Затем сразу гастроли, поэтому я находилась в состоянии хронического стресса. С этим спектаклем у меня сложные отношения: это ввод, это не мой ребенок, роль не мной создавалась, поэтому, мне кажется, до индивидуальных открытий не дошло. При этом «Чайка» для меня – театр, каким он должен быть. Мне кажется, что, если прилетят инопланетяне и спросят: «А что такое театр?» – им надо показать «Чайку» Юрия Николаевича Бутусова.
– Когда смотришь спектакль по пьесе Макдонаха «Однорукий из Спокана», такое ощущение, будто драматург решил, что публика уже настолько очерствела, что не в состоянии воспринять какие-то простые смыслы, и вогнать их ей в мозг можно только гвоздями, тоннами крови и расчлененкой.
– Пробиваться к сознанию зрителя можно как угодно, нет никаких табу, лишь бы это было талантливо и в относительных рамках закона. Это особенный жанр – пьесы Макдонаха. У него уникальные форма, интонация, свой театральный язык, юмор. Он жестокий, смешной, пронзительный. Я не согласна, что у него абсурдистские сюжеты. «Однорукий из Спокана» – вполне допустимая история: человеку отрубили руку, а потом он 27 лет мучительно ищет ее по всей Америке. В СМИ и не такие новости проскакивают. Обычное дело. А абсурд – это скорее Ионеско, Беккет, ну или Эдвард Лир.
– В вашей актерской копилке есть прекрасные роли двух жертв: Наташа из спектакля «Человек из ресторана», которая влюбляется в обманщика и прохвоста, и Эльвира – жена распутного Дон Жуана. Это мерзавцы так прекрасно соблазнительны или просто женщины глупы?
– Вряд ли любовь как-то связана с уровнем интеллекта. Во-первых, герои не мерзавцы. Вовторых, героини разные. Разве они жертвы? Может, две недели после свадьбы с Дон Жуаном (или сколько там у них было, в пьесе Мольера) – лучшее, что с Эльвирой случалось? Смотрите, как ей нескучно жить! Так что это с какой стороны посмотреть.
– В «Человеке из ресторана» сквозная идея – добро обладает огромной силой и может на равных сражаться со злом. Но в жизни ведь эта формула не работает?
– Я не представляю добро как побеждающую силу. Хотя про борьбу этих двух мощных понятий я ничего не знаю, для меня это – абстракция. Мне ближе теория малых дел – честного отношения к работе, людям, «возделывания своего сада», создание своего круга близких людей. И вот ты уже огражден. Но я, признаться, редко размышляю о жизни глобальными философскими категориями: добро – зло, битва льда и пламени. Я локальными ситуациями измеряю жизнь.
– В этом спектакле вы впервые играете с Райкиным. Каким партнером он вам показался?
– Константин Аркадьевич – чудо-партнер. Чудо – потому что, несмотря на свой опыт, он всегда в азартном, отчаянном поиске. Он раз за разом проходит путь, будто это его первая роль. Это очень здорово! Мне кажется, только так и можно оставаться живым в нашей профессии.
Марьяна Спивак проснулась знаменитой после выхода фильма Андрея Звягинцева «Нелюбовь», где сыграла главную роль.
А недавно она блистала в детективном сериале «Шифр», который с большим успехом прошел на Первом канале. - Марьяна, вы видели иностранную версию фильма «Шифр»?
- Да. Причем, когда прочитала сценарий, я не знала, что это адаптация британского сериала «Код», - узнала только, когда приехала на репетиции. Да, я его посмотрела, и не только я. И это было полезно: на съемочной площадке возникла азартная атмосфера творческой конкуренции, нам захотелось доказать, что наш «Шифр» лучше. Ну а потом у нас и сценарий сильно отличается: и у них всего шесть серий, а у нас целых 16, было где развернуться. - Что оказалось самым сложным на съемках?
- Ничего. Это была не работа, а одно удовольствие!
- Но вам же, левше, пришлось переучиваться...
- Да, было такое... Моя героиня отвечает за построение схем, у нее в сценарии было много писанины. На репетиции Вера Михайловна (Вера Сторожева, режиссер фильма. - Ред.) обратила внимание на то, что я левша, и сказала, что в советское время учитель математики никак не мог быть левшой. Пришлось переучиваться...
- И как вы это делали?
- Ходила с блокнотиком и все время писала - тренировала правую руку, чтобы в кадре все выглядело естественно.
- Это было непросто?
- Не то слово. Это же все связано с работой мозга, смена руки заставляет по-другому работать голову. У некоторых, я знаю, не получается даже взять другой рукой ручку и написать одно слово, но у меня все же вышло. Наверное, я все же амбидекстр (человек, который одинаково успешно работает обеими руками. - Ред.) - моя мама говорила, что я рисовала в детстве обеими руками одновременно...
- У сериала довольно закрученный сюжет. Не боитесь, что найдется немало критиков, которые скажут, что такого быть не могло?
- Критика всегда бывает - всегда есть те, кто все знает лучше автора. Но в том, что касается достоверности, у нас были очень серьезные консультанты, мы очень тщательно подходили к различным профессиональным нюансам, которые касались именно работы спецотделов. Так что в этом плане к нам вряд ли можно придраться.
- Как удается совмещать кино и театр?
- Сейчас у меня больше кино. Потому что в театре «Сатирикон», где я служу, уже три года идет реконструкция здания, и многие спектакли ушли из репертуара. Раньше у меня было по 20 спектаклей в месяц, а сейчас - три-четыре, как раз есть время для съемок. Но я надеюсь, что скоро ремонт закончится и наш театр снова заработает в полную силу. Абсолютно убеждена в том, что без театра артисту нельзя.
- Слышала, сейчас вы активно снимаетесь за границей. Это так?
- Да, я снялась во французском сериале «Бюро легенд», в английском фильме Yesterday. Я с удовольствием соглашаюсь, если такие предложения поступают, потому что это интересно - и съездить куда-то, и поработать с другим материалом, у них иначе все организовано, чем у нас.
- Трудно работать в Европе?
- Мне всегда и везде комфортно работать, это не зависит от страны. Что касается требований - конечно, в первую очередь это знание языка, чтобы не был нужен переводчик, чтобы спокойно общаться и понимать, что от тебя хотят.
- От акцента удалось избавиться?
- Поскольку я играю русских персонажей, разговаривающих на английском, то тут акцент допускается.
- А у вас нет идеи фикс - перебраться за границу и сниматься только там?
- Конечно, нет! У меня же здесь все родное: семья, друзья, театр... Куда я от них денусь?..
Актриса театра «Сатирикон» Глафира ТАРХАНОВА («Измены», «Любовники», «Гибель империи» и др.) родилась в городе Электросталь в семье актёров кукольного театра. Окончила Школу-студию МХАТ, а затем МГУ по специальности «психолог». По словам Глафиры, второе высшее она получила для подстраховки от зависимости актёрской профессии и для того, чтобы правильно воспитывать своих детей. А их у неё уже четверо! Одна из последних киноновинок Тархановой – фильм «Куда течёт море», где она сыграла маму маленькой девочки.
– РЕЖИССЁР Виталий Салтыков сказал на премьере, что смог пригласить таких замечательных артистов благодаря своей жене Инге Оболдиной. Как было в вашем случае?
– С Ингой мы знакомы давно: вместе снимались, вместе играли в спектакле. Она позвонила мне, а потом мы встретились с режиссёром. Это была такая дружеская беседа, я понимала, что это будет авторское интеллигентное и некоммерческое кино. Я с радостью согласилась, ведь была на 9-м месяце беременности и скучала по работе. Готова была к любым авантюрам и с удовольствием поехала на пару дней в Питер. По пути туда я умудрилась забыть свой паспорт в поезде, поезд ушёл в депо. Паспорт необходимо было вернуть. Мой муж был в шоке. Но Виталий всё организовал, и мы спокойно снимали кино.
На съёмках я впервые примерила горнолыжные ботинки. Они ужасно неудобные, не знаю, как в них катаются на склонах. Это было нужно для определённого эффекта, говорят, что такой необычный способ используют даже в Голливуде. Нас как бы пригвоздили к полу, и мы могли с большой амплитудой раскачиваться в разные стороны.
– Насколько фильм будет востребован в эпоху блокбастеров и боевиков?
– Думаю, что потенциальный зритель фильма «Куда течёт море» – читающие люди. По моим ощущениям это абсолютно питерская история. Мы снимали в Санкт-Петербурге, и там более продвинутые книжные магазины – с зоной для чтения, где можно взять абсолютно новую книжку, сесть с ней в кафе и почитать.
– У вас должно выйти два украинских сериала: «У причала» и «Ведьма». Как сейчас обстановка на Украине?
– Последний раз я была в Киеве в январе, очень люблю этот город. В аэропорту, конечно, дотошно проверяли, куда еду, к кому и что везу. Но я одна из тех, кто ещё может выезжать на Украину. Ради этого даже отказалась от гастролей в Крыму. Киев – столица, и там прекрасно все живут, ходят, гуляют, магазины наполнены, много кафешек, ресторанов. На периферии, думаю, сложнее. На улицах меня узнавали, ведь в последнее время снимается много совместных украинско-российских фильмов. Своего материала, который можно было бы постоянно транслировать по ТВ, у них нет, а российские фильмы они запретили. Вот и показывают советскую классику и то, что новое наснимали.
– Известно, что вы отказываетесь от съёмок откровенных сцен из-за мужа актёра Алексея Фаддеева. А он, в свою очередь, тоже в таких сценах не снимается?
– Я к этому проще отношусь. Но я принимаю его позицию как мужа и папы. Был бы у меня другой муж, возможно, я бы и снималась в постельных сценах. С другой стороны, у нас очень редко снимают это красиво. Вот Андрей Звягинцев в «Нелюбви» замечательно снял Марьяну Спивак. Получилось откровенно, эстетично и очень красиво. И мне не всё равно, как меня покажут, ведь потом это будут смотреть мои сыновья.
История дружбы заслуженной артистки России Агриппины Стекловой с музеем-усадьбой «Ясная Поляна» началась 7 лет назад.
- В июле 2012-го с мужем Владимиром Большовым на литературном фестивале «Сад гениев» мы представили свой вариант «Крейцеровой сонаты». Этот первый опыт знакомства с Ясной запомнился как энергетический сгусток: ночь, открытая сцена, огромный зал в усадьбе и музыка Бетховена. Эмоциональная составляющая зашкаливала, - вспоминает актриса.
В этом году Агриппина Владимировна посетила театральный фестиваль «Толстой» в качестве специального гостя.
С 1995 года Стеклова состоит в труппе театра «Сатирикон». Константин Райкин называет ее девушкой с оголенными проводами на голове. И действительно, мощная энергетика актрисы захватывает и заряжает зрителя, даже если он всего лишь свидетель ее беседы с театроведом Павлом Рудневым. Открытый разговор - это новый формат исследования современного театрального процесса в рамках яснополянского фестиваля, подразумевающий неформальное общение.
В своих интервью актриса часто повторяет, что театр для нее важнее кинематографа, тем не менее на ее счету более пятидесяти ролей в фильмах и сериалах. Однако осознание своего предназначения в жизни к актрисе пришло довольно поздно.
Агриппина Стеклова из актерской семьи, и с детства театр не был для нее таинством: «Трепета не было, но всегда была невозможность существования вне театрального мира».
- Дебютный выход на сцену состоялся в детстве. Страха не помню, тогда всё воспринималось как игра. Возможно поэтому и к вступительным экзаменам на актерский я отнеслась, мягко говоря, легкомысленно. И провалилась! Это был шок! Следующий год я потратила на серьёзную подготовку и стала студенткой ГИТИСа на курсе Марка Анатольевича Захарова.
- Какие слова учителя остались на всю жизнь?
- Как он хвалил и как ругал. Если что-то удавалось, то мы возносились до эксклюзива, но на другой же день всё могло радикально измениться, и тогда Марк Анатольевич рекомендовал нам поискать место в провинциальной самодеятельности. Это была закалка на всю жизнь.
- Как относитесь к провинциальным театрам?
- Недавнее участие в проекте «Играем вместе» показало мне, как много в провинции хороших актеров и коллективов. К сожалению, они не всегда имеют возможность реализовать свои задумки из-за финансовых трудностей, но это уже другой вопрос, не имеющий отношения к их потенциалу.
- А каким должен быть хороший спектакль?
- Хороший спектакль тот, который трогает зрителя и влияет на него. И это всегда чудо. Да, здесь я верю в момент магии. Формула хорошего спектакля сродни формуле любви или счастья.
- Кого из героев Толстого хотели бы сыграть?
- Провокационный вопрос. Отвечу оригинально: Каренина. Именно! Не Анну. Ух, из меня получился бы Каренин!
- Любимое произведение Толстого?
- Еще сложней… Изначально ТОП возглавляла «Каренина», но дальнейшая жизнь и работа все изменили. В разные периоды Толстой возникает рядом, отзывается. Он очень современный. Толстой берет за горло. Начинаешь читать, и в этот момент произведение становится любимым.
Сейчас работаю над «Детством» и плачу. Откуда он знал? Как смог тогда облечь в слова мои нынешние эмоции?
13 июля в Доме Толстого заслуженная артистка России Агриппина Стеклова вместе с пианисткой, лауреатом международного конкурса Василисой Беловой раскроет слушателям музыкальные страницы одного из поэтичнейших произведений великого писателя, его самой первой повести – «Детство».
ЮРИЙ БУТУСОВ: «ТЕАТР – ЕДИНСТВЕННОЕ МЕСТО, ГДЕ МОЖНО ВСЮ ЖИЗНЬ ОСТАВАТЬСЯ РЕБЕНКОМ»
В рамках Открытого лектория в Школе дизайна Высшей школы экономики 18 декабря состоялась встреча с главным режиссером Театра им. Вахтангова Юрием БУТУСОВЫМ, участниками которой были не только студенты, но и зрители. Корреспондент «Театрала» записал наиболее интересные фрагменты беседы.
– Юрий Николаевич, вы не раз говорили о том, что театр должен заниматься человеком – только тогда что-то изменится в политике и обществе. А должен ли сам театральный человек высказываться о политике и об обществе открыто, когда невозможно молчать? – Конечно, молчать очень сложно, это правда. Вы знаете, недавно Александр Николаевич Сокуров ходил на встречу с полпредом президента в Северо-Западном федеральном округе Александром Гуцаном. И меня потрясло там даже не то, что задавался вопрос о мусорных свалках. Меня потрясло то, что Александр Николаевич на 9-й минуте встречи встал и вышел не попрощавшись. Меня это поразило, это для меня какой-то невероятный знак и проявление личной, непримиримой позиции. (В ходе встречи Александр Сокуров задал полпреду вопросы относительно предполагаемого строительства мусорного полигона в районе станции Шиес Архангельской области и, как режиссер написал позже в своем блоге, ни на один вопрос не получил ответа, а разговор проходил в атмосфере враждебности и высокомерия со стороны государственного чиновника». – «Т»).
– Сейчас почему-то вновь проявилась тоска по Сталину, хотя его злодеяния и преступления не требуют доказательств. Как вы думаете, почему эту фигуру стало оправдывать такое количество людей? Что изменилось? Почему люди готовы закрывать глаза на довольно известную и близкую историю? – Я понял, почему я мучаюсь. Потому что я вдруг подумал, что влияние зоны (ГУЛАГа. – «Т») никуда не исчезло. И я нахожусь в этой зоне, потому что всё время эту тему и тем самым работаю на то, на что я не хотел бы работать. Я не хочу об этом говорить, потому что, с одной стороны, хочется про всё забыть и как-то жить другой совершенно жизнью, строить другую страну.
Но в то же время о какой другой стране может идти речь, когда в рассуждениях о Сталине ты вдруг начинаешь слышать оправдательную интонацию? Интонацию понимания: мол, зачем мы говорим о репрессиях, ведь было так много хорошего? И мне кажется, что этот конформизм – это неправильно и опасно, поскольку нет ничего ценнее человеческой жизни. Никакие достижения в сельском хозяйстве или военной промышленности не могут перекрыть жестокость, агрессию, преступления и злобу.
К сожалению, мы не научились выносить уроков из своей истории и многое становиться очень похоже. Все всё знают, но ничего не меняется. Никто ни на что не обращает внимания, никто не меняется, не происходит ничего.
– Хотелось бы спросить и о том, как вы находите современную драматургию? Асю Волошину, например, как нашли? Почему из плеяды молодых драматургов выбрали именно её? – Я делал спектакль в Болгарии «Утиная охота», и в «Петербургском театральном журнале» Ася написала рецензию. Я был абсолютно ошарашен. Я был потрясен тем, какой замечательный спектакль я поставил. Это было невероятно! И когда я пришел в Театр Ленсовета, я захотел, чтобы Ася у нас работала. Но она отказалась, аргументируя это тем, что хочет продолжать писать и оставаться свободным человеком. Но потом мне удалось её заманить. Я создал режиссерскую лабораторию с конкретной целью, что человек, который будет признан победителем, получит право и деньги на постановку. И Ася занималась программой таких лабораторий – мы получили неплохие спектакли в результате этого процесса.
Ну и, конечно, я читал её пьесы, и потом я был в жюри (или как это называется?), когда делалась читка пьесы «Человек из рыбы». Эта пьеса не совершенна, но мне вообще нравится несовершенство. Совершенство, впрочем, тоже нравится, но в несовершенстве есть невероятная прелесть и… свобода, серьезная человеческая беззащитность, которая во мне вызывает колоссальную симпатию.
Эта пьеса пронизана такой человеческой болью за тот мир, в котором мы живем! Возможно, не удалось пройти слишком далеко (она нервно-паралитическая, Ася), но когда я с ней встречаюсь, то сразу в физическом смысле чувствую воздух, который за окном. И в то же время её беззащитность и профессиональная (да простит она меня!), и человеческая для меня лично стоит невероятно много. Я уверен, что у Аси огромное будущее.
– Ещё за кем-то из современных драматургов вы наблюдаете? – Ну, конечно, все знают фамилию Вырыпаев. Я даже хотел прикоснуться к его произведениям, но в результате понял, что я там не нужен. Тоже, на мой взгляд, важная вещь: есть пьесы, где не нужен отдельный режиссер, а произведения Вырыпаева должен ставить только он сам.
Поэтому, возвращаясь к разговору про Асю Волошину, хочу сказать, что главное, чем я горжусь, это тем, что ее произведение (произведение не самого популярного драматурга!) идет на главной сцене страны – в Художественном театре.
Анатолий Смелянский, поддержавший меня, изначально не особенно верил в успех предприятия. А я просто «на дурака» послал эту пьесу в театр и вдруг получил ответ: «Мы будем это делать». И пьеса Волошиной зазвучала при всех ее недоделках и недодумках.
Всё то, что происходит на сцене МХТ – это важно. Возможно, пример Аси надежду и другим молодым драматургам, у них могут включиться новые силы, открыться новые зоны внутренние. Потому что одно дело, когда ты пишешь пьесу на тридцать-пятьдесят человек, и совершенно другое – когда выносишь свой труд на суд тысяч зрителей.
– Почему сейчас большие репертуарные театры часто боятся новых имён? – На мой взгляд, причина очень простая – трусость, неспособность рисковать. И подо всё это подкладываются отговорки про якобы финансовую несостоятельность. А на деле это просто трусость.
Станиславский и Немирович-Данченко всегда искали новых авторов и пытались сохранить художественный баланс. Это была правильная схема: был новый драматург Горький, был Чехов и были более известные, «проверенные» авторы. И вот этот баланс, при условии, что репертуар не опустится ниже определенного уровня, – нормальная театральная ситуация. Но, к сожалению, сейчас ищется баланс не здесь, а между коммерцией и художественностью. И это в корне неправильно. Как только ты говоришь: «Мы будем ставить этот спектакль, потому что он кассовый, а потом мы поставим что-нибудь хорошее», – это обман. Потому что то хорошее (и с художественной точки зрения – цельное) очень быстро в итоге исчезнет из репертуара. Деньги, по словам Бродского, хотя и являются четвертой стихией, но есть вещи гораздо важнее.
Любой крупный режиссер – всегда открывает новое в театре. Взять, например, Вахтангова с его фантастическим реализмом. Сегодня этим термином никого уже не удивишь, но в свое время это несло колоссальный художественный смысл. «Принцесса Турандот» была открытием в этическом и эстетическом планах. Но потом прошло время, сменились эпохи и содержательная сторона ушла, а осталась только побрякушка.
Самое страшное, когда побрякушка выдается за некий стиль и художественную платформу. Думаю, сам Вахтангов просто ужаснулся бы, когда узнал, какие вещи сегодня приписывается его «стилю», ведь сила его заключалось в удивительном умении найти грань между содержанием и острой формой. Но со временем всё выхолащивается и любая пошлость прикрывается великими именем. Начинается какой-то жуткий звон: дескать, вот наши ориентиры!
Но живая природа театра как раз не в том, чтобы ворошить прошлое. Надо помнить, что всё умирает и у каждой эпохи – свои художники. Должны приходить новые люди! Ни чиновники, ни директора, ни «реставраторы», а люди, которые несут художественный смысл.
То, что происходит сейчас в целом ряде репертуарных театров, это немножко другая тема. Я с удивлением и ужасом на это смотрю. Это приведет к катастрофе. Скоро, кстати, не будет моих спектаклей в Театре Ленсовета. Это может нравиться, может не нравиться. Но там было создано художественно поле, которое несло большой смысл.
Это не значит, что мне, условно говоря, нравится абсолютно всё, что происходит в «Гоголь-центр», но там существует это поле. Такое же поле когда-то создал в своем театре Лев Додин и свою марку отлично держит. Можно привести и другие примеры.
– Почему вы решили профессию режиссера? – Театр – это единственное место, где можно всю жизнь оставаться ребенком. Человек счастлив, когда он ребенок. Если так честно сказать, это для того, чтобы сохранить счастье в себе.
– Какое шампанское вы пьёте? Как вы расслабляетесь? (Смех в зале.) – С удовольствием отвечу на ваш вопрос. Шампанское какое-то есть… Главное, чтобы оно было сухое. Если есть красное вино – прекрасно. Я пытаюсь заниматься спортом. Я очень люблю природу, лес. Когда у меня есть свободное время – я рыбак. Вот так.
– Ваш Гриша из спектакля «Человека из рыбы» совершенно другой… – Кстати, я его завтра буду играть в МХТ.
– Об этом и хотелось спросить. Почему иногда вы выступаете и как актер? – Это зависит от моего настроения.
– Вы так расслабляетесь тоже? – Нет, это не расслабление. Наоборот стресс, встряска. Надо всё-таки понимать, что я не артист. И в этом есть большая проблема. Артист – это тот человек, который может повторять ежедневно одно и то же. А я так не могу, мне скучно.
– А как же ваша «Чайка»? – Это, конечно, хорошая тема, но это не роль. Я даже за участие в этом спектакле денег не получаю. Это моё личное присутствие в общей культуре.
– То есть вы не расслабляетесь? – Нет, мы расслабляемся после «Чайки». Нет, ну подождите. Спектакль уже давно не шел и, конечно, он уже идёт к закату. Всё рано и поздно заканчивается, просто когда мы проходим этот путь (то есть играем спектакль), мы не можем взять и разойтись. Мы сидим ещё часа полтора-два после спектакля, потому что это как некий любовный акт, который требует продолжения. И мы сидим, может быть, немножечко, что-то выпиваем, разговариваем. Это колоссальный такой путь, мы должны пройти его обязательно. Вначале это очень тяжело, но потом наступает счастье, почти всегда!
– Юрий Николаевич, а тяжело было решиться на роль Гриши, тем более для режиссера с вашим багажом, взять и выйти в профессиональной роли актера? – Да, тяжело, меня все отговаривали. Да нет, слушайте, вы очень серьезны, не надо к этому так относиться. Конечно же, я получаю удовольствие и всё. И больше ничего.
– А кого из современных режиссеров вы смотрите с удовольствием? У Кирилла Серебренникова, мы поняли, вам не всё нравится… – Ну, не надо так. Я так не говорил…
– Богомолов?! – С удовольствием! Но еще мне очень интересен Крымов. И, конечно же, всегда был интересен театр Някрошюса – театр не прямого действия, который требует твоих усилий. Что мне кажется важным: если ты в театре зритель, но при этом не делаешь никаких усилий, значит вечер прошел бессмысленно и значит это не театр. Вот такая формула.
– Вы создали новый театральный язык. Чувствительный, я бы сказал. Есть ли у вас какие-то методы работы над пьесой? – Вообще, это профессиональный, довольно серьезный вопрос. Не думаю, что формат нашей встречи для этого годится. Но слово «чувствительность» вы правильно подобрали. Я им руководствуюсь, как делали, пожалуй, импрессионисты. Ведь импрессионизм это попытка сделать мертвое живым. Возникла какая-то группа людей, которая сказала, что мы сделаем так, что нарисованное будет живое.
Я был недавно в Париже и попал на выставку Тулуз-Лотрека. Это была колоссальная экспозиция, собранная со всего мира. Абсолютно живое искусство! То, как он это делал, понять совершенно невозможно. Это живые люди, ты можешь сказать о чем думает тот или иной человек на картине, что происходит с ним в эту секунду. Ты начинаешь общаться с ним. И при этом, конечно, возникают различные претензии несовершенства. Это несовершенство, которое дороже, чем совершенство.
Когда я ставлю спектакли, у меня всегда мучительные процессы начинаются во взаимоотношениях с актерами в связи с тем, что я постоянно их тереблю. Я не могу видеть ничего застывшего, мне всё время нужно, чтобы это было живым. И это мучительный занудный процесс, я зануда страшный. И театр, это не просто. Это не то что карандаш: ты нарисовал – ты хозяин в этот момент. Или музыка: ты хозяин. Здесь ты хозяин человека. И я говорю «хозяин» в кавычках, потому что это чудовищная сложность, артист должен стать частью тебя, поскольку театр делают актер и режиссер. Это единая гидра.
Поэтому мой способ репетиций связан именно с этим –с желанием сделать невозможное, сделать театральное действо живым, потому что оно мертвеет всё время. Знаете, как горка из песка, её нужно постоянно собирать, иначе рассыпается. И ты делаешь это всё время.
– Как вам это удается? – Через работу! Через труд! Через то, что мы сидим в одном помещении часами, пьем чай, едим бутерброды с колбасой. Не разговариваем, а потом разговариваем, потом слушаем одну и ту же музыку. Потом я ругаюсь. Потом мы идём пить шампанское. Потом возвращаемся. Опять едим колбасу. Расходимся. На следующее утро они
"Я очень долго бегал от женитьбы, боялся", – признался как-то актер Артем Осипов. Своей жене он сделал предложение уже после того, как родился их первый ребенок. А до этого он много лет встречался с однокурсницей по театральному, но до загса они так и не дошли.
Сегодня зрители знают его по ролям в сериалах "Адвокат-2", "Ликвидация", "Челночницы. Продолжение", "Мухтар. Новый след". А настоящую славу ему принесла картина "Сашка, любовь моя", в которой он сыграл пожарного Александра Мохова. Всего за плечами 35-летнего актера уже около 50 работ в кино.
Артем Осипов вырос в большой и дружной семье, которая, по словам актера, и по сей день для него – опора и в творчестве, и в жизни в целом. У него есть старшая сестра и младший брат. Родители много работали, воспитанием братьев в основном занималась сестра. Папа Артема – музыкант, мальчик тоже ходил в музыкальную школу, учился играть на кларнете. Когда отец в очередной раз увидел рыдающего сына с инструментом в руках, то сказал жене: "Все, хватит мучать пацана". В старших классах в рамках УПК Артем выбрал профессию повара-кондитера. Сейчас Осипов с удовольствием готовит для своих близких, может сделать и тирамису, и эклеры. "Я от этого кайфую. Впадаю в какое-то медитативное состояние", – признался он Борису Корчевникову.
В детстве Осипов ходил в театральную студию "Время тайн", педагоги выделяли талантливого мальчика. Артем поступил в Саратовскую консерваторию на актерский факультет. После второго курса Осипов с приятелем взял да рванул в Москву, ничего не сказав родителям. На экзамены в Школу-студию МХАТ он опоздал. Ему повезло у дверей вуза познакомиться с деканом актерского факультета, который и провел настойчивого юношу на пятый этаж, где Константин Райкин как раз отсматривал последних абитуриентов. Так Артем попал в один из лучших столичных театральных институтов – на курс к знаменитому Райкину. А потом студента пригласили в "Сатирикон", дали роль в спектакле "Король Лир".
В Саратове "молодой и горячий" Осипов встречался с однокурсницей, а потом он переехал в Москву. "Находясь в разных городах, мы писали друг другу письма. Но потом это все благополучно закончилось", – рассказал Артем. Уже в Москве актер несколько лет жил в гражданском браке с коллегой по театру "Сатирикон". "Прошлое – такая интересная штука, оно заморожено. Я не считаю нужным называть имени. Вот и все", – Осипов решительно пресек все попытки Бориса Корчевникова узнать, кто эта женщина.
Несмотря на известность, его личная жизнь всегда оставалась тайной за семью печатями. До тех пор, пока он не встретил свою Маргариту. Именно с ней он захотел создать семью и перестал бояться брака. Они поженились, когда у них родился сын Матвей. Актер подружился с ребенком жены от предыдущих отношений. "У нас трое детей. Старший – сын Маргариты, и двое младших. И слова "отчим" у нас в семье нет", – признался Осипов. А Маргарита добавила, что мужчина должен быть таким, как ее Артем.
Большое спасибо за ваши горячие слова и пожелания, которые вы оставляете в комментариях под нашими постами! Удивительная энергия ваших искренних слов помогает пережить это непростое время! Мы чувствуем ваше тепло через экраны, это невероятно!
В рубрике #МосковскиеОкна вы задавали вопросы Денису Суханову. Артист лично прочёл каждый полученный комментарий и дал некоторые ответы. Делимся! Читать по ссылке
Играть телом и нервами. Интервью с актером Денисом Сухановым
Настоящее творчество, как и сама жизнь, рождается в муках, уверен один из ведущих артистов «Сатирикона» Денис Суханов. Актер рассказал, что он находит в чтении и почему избегает прыжков с парашютом.
Заслуженный артист России Денис Суханов отмечает 6 апреля свое 50-летие. А ровно через два дня после этого в «Сатириконе» в последний раз сыграют спектакль Константина Райкина «Ваня и Соня и Маша и Гвоздь» по пьесе Кристофера Дюранга, где Суханов исполняет роль Вани. Наша беседа началась с обсуждения этой постановки.
— Денис, о чем этот спектакль?
— Думаю, о том, что все мы люди. Эта история про американских провинциалов, которые словно обладают русской душой — они любят нашу литературу, с детства увлекаются русской драматургией. И вот в их жизни происходят ситуации, которые описывал в своих пьесах Антон Павлович Чехов — совершенно далекий от них автор с другого континента, из иного времени.
Эта пьеса — своеобразный поклон Дюранга в сторону русской литературы. Он показывает, что события, которые происходят в спектакле, знакомы всем людям, что, если читать Чехова, обязательно найдешь в его текстах что-то похожее на собственную жизнь.
— Это комедия?
— Отчасти. Это очень чеховская история. В ней есть поворот, когда те, кто, условно, «плелся в конце паровоза», кто был обижен жизнью, вдруг выходят на первый план. А те, кто был успешен, сталкиваются с проблемами — жизнь им словно напоминает, что у всех бывают моменты отката, какие-то удары судьбы, неприятности, что она не бывает безоблачной. Чехову словно хочется, чтобы, как в «Крыжовнике», счастливому семейству, которое сидит и пьет чай дома, кто-то напоминал, что все это, конечно, хорошо, но есть и другие — бесприютные, обездоленные люди.
В пьесе «Ваня и Соня и Маша и Гвоздь» есть эта немного грустная нотка, призывающая задуматься о других, пожалеть их, пошире открыть глаза и воспринять жизнь в ее сложности.
— Да, люди всегда стремятся к простому счастью...
— Мы все хотим быть здоровыми, жить в комфорте, решаем свои жилищные вопросы... И это хорошо. Но, как бы пафосно это ни звучало, не стоит забывать о том, что надо творить добро. Мне кажется, таков закон жизни — ты получаешь взамен то же, что отдаешь. Если делаешь добро, получишь его же. Зло обернется злом. Ну а если ничего не делаешь, то ничего и не получишь — ни хорошего, ни плохого.
— Слышала, вы очень любите читать. Вам нравится переживать чужие истории?
— Всегда чувствовал в себе потребность меняться. Актерская профессия же, как никакая другая, позволяет это сделать. А литература для артиста — просто кладезь. Она обогащает, расширяет кругозор. В ней же океан информации. Я приучен с детства листать книжные страницы, вчитываться, вдумываться. Возьмите Достоевского, которого я просто обожаю.
Тот же роман «Подросток» — сколько раз его ни перечитывай, всегда найдешь что-то новое, какую-то линию, которую упустил. Там очень много связей между людьми, персонажами, и ты пытаешься разобраться в них, как в детективе. Чтение — это очень серьезная эмоциональная подпитка.
— Герои Достоевского страдают. И сам Федор Михайлович хлебнул в жизни лиха. Творчества не бывает без страдания?
— Думаю, да. Если говорить о театре... Вот художники рисуют красками. Мы же, драматические артисты, рисуем собой — голосом, нервами, телом. В определенный момент у нас происходит как бы некое зашоривание, когда мы начинаем опираться на привычные штампы. Тут, чтобы открыть в себе что-то новое, нужен взгляд со стороны — режиссер. Некоторые из них действуют довольно жестко, ведут с артистом серьезную работу. Ведь их задача — «вскрыть» актера. А это значит разрезать — я говорю про психологию, конечно, а это больно. Режиссер словно пытается выбить из-под тебя опору, чтобы в итоге проявилось какое-то новое качество. Этот процесс обязательно связан с некой внутренней трансформацией, а организм всегда сопротивляется изменениям.
Но для артиста блистательный подарок, когда к концу репетиционного периода ты приходишь с ощущением, что и сам себя таким раньше не знал. То есть ты в этой роли как бы заново рождаешься, а рождение тоже всегда связано с болью. Чтобы по- явилась какая-то искра после спектакля, что-то новое возникло, обязательно приходится испытывать муки, этапы страшных внутренних переломов, вести поиск.
— Это же насколько крепкую психику надо иметь?!
— Артисту нужны и стальные нервы, и лошадиное здоровье! За собой нужно очень внимательно следить, хорошо знать себя, свой организм. Ведь это — наш основной инструмент. Если, условно, струна лопнула, то надо срочно ее менять, то есть лечиться, и делать это быстро. Лучше же вообще такого не допускать.
Вот сорвешь ты голос или простудишься — и не сможешь им в полной мере пользоваться, а завтра спектакль… Поэтому надо сделать все, чтобы этого не случилось! Так и живу я все эти годы. Не позволяю себе кататься на коньках и лыжах просто потому, что это чревато неприятными последствиями.
С парашютом прыгнуть не могу, потому что это может закончиться по-разному и спектакль вечерний может не состояться, а этого же нельзя допустить!
— Вы пришли в «Сатирикон» сразу после Школы-студии МХАТ в 1997-м. Каков ваш театр изнутри? И каков Константин Райкин как режиссер?
— Да, я в «Сатириконе» без малого четверть века. Знаете, у нас очень дружный, отзывчивый и духовно сросшийся коллектив во многом благодаря такому художественному руководителю, как Константин Аркадьевич. Он очень демократичный режиссер, яркий, с распахнутым темпераментом. Он очень близкий мне человек.
Иногда кажется, что он знает меня лучше, чем я сам. И, конечно, он внес огромный вклад в мою творческую реализацию. Я очень люблю играть в его спектаклях. И партнерствовать с ним люблю, когда он выступает как артист.
— У вашего персонажа Жеронта в «Плутнях Скапена» такой интересный акцент! Откуда?
— Константин Аркадьевич предложил попробовать добавить Жеронту этот немного еврейский акцент. Сам бы я и не придумал такого.
У меня были идеи, но когда он предложил и прекрасно показал эту яркую черту, то буквально положил меня на лопатки. Конечно, я тут же свои придумки отбросил и вцепился в его предложение как голодная собака в кость! И то, как он меня направлял на нужные ноты в произношении, которое мне несвойственно, потрясающе. Он меня настраивал, как музыкальный инструмент. Хотя я и теперь продолжаю над этим работать, даже дома пробую так говорить — хочется дойти до некоего абсолюта.
— Вы также заняты в спектаклях у Юрия Бутусова. Даже играете у него Отелло...
— Знаете, я всю жизнь мечтал сыграть князя Мышкина. Но мне и в страшном сне не могло присниться, что я буду играть Отелло. И вот благодаря фантазии Юрия Николаевича появляется такой ход. Ведь дело не в цвете кожи Отелло, а в том, какой становится его душа. Страсти его разрушают и делают «черным человеком» изнутри. И уже в таком состоянии он совершает свой ужасный поступок. Ведь дело не в том, что Отелло был убийцей и страшным ревнивцем.
Нет. Просто он был очень доверчивым, верил своему другу Яго и был светлым, чистым. Но когда через Яго в его душу проникает зло, то эта страшная энергия разрушения и ломает человека. И ведь доброе, искреннее существо лишь более уязвимо перед таким воздействием. Вот Отелло и надламывается, его душа чернеет.
Черная краска — это же символ смерти, тления какого-то. Если образно смотреть, рядом сидят Отелло и Дездемона — два мертвых человека вместе, звучит тяжелая музыка, и надпись: «И еще пели птицы». Казалось бы, почему они сидят? Но ведь в замысле Бутусова они, может, и не сидят вовсе, а летят. Мы видим двух людей, уничтоженных энергией зла, направленной Яго. То есть Бутусов оперирует энергиями, смыслами.
— Говоря об энергии, после выступления, например, в роли Отелло вы чувствуете себя опустошенным или наполненным? После Отелло — опустошенным. Но бывают и такие спектакли, с которых уходишь наполненным — ты многое отдал, но и многое взял. Каждый раз по-разному. Это зависит от многих факторов: от режиссера, материала, автора, партнеров, музыки, которая звучит, декораций, которые тебя окружают, костюмов, в которые одет.
Но бывают и спектакли-опустошения, после которых ты не можешь несколько дней в себя прийти. И это не кокетство. Просто некоторые роли очень многое забирают. Некоторые спектакли так энергетически выстроены, что если ты не сделаешь того, что требуется, не выложишься, то спектакль просто не получится. Хотя это не означает, что где-то можно работать одной левой — нет. Это всегда затратный труд.
Друзья и коллеги по театру "Сатирикон" поздравляют артиста.
Заслуженному артисту России Денису Суханову сегодня исполняется 50 лет. Он служит в театре "Сатирикон" с 97 года. По мнению критиков, для актера не существует жанровых ограничений. Ирина Разумовская встретилась с юбиляром.
25 лет Денис Суханов преданно и самозабвенно ходит на службу в Театр "Сатирикон" – где бы тот не располагался и что бы ни выпускал. Константин Райкин называет его "главным артистом своего театра", в который принял актёра сразу после окончания им Школы-студии МХАТ. На сегодня Суханов сыграл здесь больше трех десятков ролей. Почти все – центральные, большие, яркие. О сцене он мечтал с детства. Об этом свидетельствует вот такой случай – после первого посещения театра.
"Тайно позвонил из телефона автомата на улице – при этом дома был телефон-аппарат: но чтоб родители не слышали. И я попросился к ним в труппу – и какая-то очень интеллигентная женщина мне сказала: "Ну, мальчик, сначала тебе надо пойти в театральную студию, потом поступить в театральный институт, потом ты станешь артистом и придешь работать к нам". Я очень грустно повесил трубку и дальше следовал ее инструкциям", – вспоминает актер, заслуженный артист России Денис Суханов.
Заразительный во всем – Денис Суханов – артист, который может, должен и играет главные роли. Он всегда ведёт спектакль, является его двигателем и вдохновителем. Константин Аркадьевич называет Суханова "драгоценностью театра". И добавляет: Денис играет в "Сатириконе" и сыграл – больше и разнообразней, чем он сам.
"Артист вертикального взлета. Он работает без разбега, он включается сразу – как в розетку. Для него, по-моему, кроме театра и нету ничего, – это его жизнь в прямом смысле слова. Он живет театром, он абсолютный театральный рыцарь. Он преданнейший и безотказный человек, громадного дарования и уже мастерства", – заявил народный артист России, художественный руководитель театра "Сатирикон" Константин Райкин.
Диапазон образов, которые может воплотить на сцене Суханов, поражает. Он работает с режиссерами, которые славятся своим авторским, экспрессивным и небытовым стилем: Фокин, Райкин, Бутусов. И их Отелло, Тригорин или Арбенин – совсем не каноничны.
"Иногда вообще невозможно предположить, в чем тебя режиссер видит. Вот, например, у Константина Аркадьевича Райкина я играл в спектакле "Королева красоты" 80-летнюю женщину", – рассказал Денис Суханов.
В "Сатириконе" о нем говорят, как о "душе театра". Коллеги восхищаются его неприхотливостью и трудоспособностью.
"Денис, насколько я знаю, приходя после репетиции домой, повторяет все, что было на репетиции и на следующую приходит уже подготовленный. Это совершенно другой подход к профессии, и это во многом проявляется именно так", – сообщил актер, заслуженный артист России Григорий Сиятвинда.
Всю жизнь он мечтал сыграть Князя Мышкина, но пока так и не сыграл, при этом никогда не хотел быть Отелло. Денис Суханов в свой день рождение загадывает лишь одно: еще больше разных, сложных, удивляющих прежде всего его самого – ролей – причем не только в Сатириконе.
"Вот когда приближается 30 лет. Говоришь: "Ой много, Динь". Когда приближается 40 – "как много!". А когда приближается 50 уже все – пусть будет, как будет. Поехали дальше!" – признался Денис Суханов.
Встретить знаменитость в столице можно где угодно. В рубрике «Прогулка со звездой» «Вечерка» отправляется с известными людьми по их памятным местам. Сегодня это режиссер, актер театра и кино Яков Ломкин.
Яков Ломкин готовится к премьере нового спектакля, которая состоится в начале июля. Однако встреча с режиссером состоялась не на Хохловке, где планируется постановка, а в месте, где началась его актерская карьера — возле театра «Сатирикон».
Сейчас здание на реставрации. Ремонт продолжают с 2015 года.
— Нам очень не хватает своего дома, — указывает на серые сооружения Ломкин. — Много времени тратим на то, чтобы привезти и увезти декорации с площадок. К тому же каждому актеру хочется, чтобы у него был свой угол, гримерка, где он мог бы отдохнуть, расслабиться.
Рядом с «Сатириконом» — здание Театральной школы Константина Райкина. Так как Яков Сергеевич здесь преподает, нам удалось больше узнать об учреждении.
— Это пространство построили с нуля, сразу адаптируя под артистов. Можно организовать даже цирковое шоу на улице: есть и экран, и минимальная аппаратура, и даже выдвигается сцена. Эта площадка вмещает порядка десяти тысяч человек, — рассказывает режиссер.
Поднимаемся на крышу школы. Оказывается, здесь, наверху, соорудили удобное пространство для камерных выступлений.
— Такой своеобразный античный театр на крыше. Невероятное ощущение — будто паришь над городом. И сразу приходят идеи для творчества, — поясняет Ломкин.
Так режиссер вместе с учениками организовал «Dрамтеатр НАШ». Они уже выпустили шесть спектаклей и готовятся к очередной премьере.
— Мы подружились с артк-ластером «Хохловка». Когда я первый раз побывал в здании, входящем в ансамбль нотопечатни Юргенсона, мне сразу пришла в голову идея сделать спектакль по поэмам Пушкина. Это вытянутое сводчатое пространство с огромной красивой колонной, которая могла бы стать и Бахчисарайским фонтаном, и дубом, — поделился Ломкин.
Пока мы спускались с крыши, режиссер признался, что очень любит район Марьина Роща. Когда он поступил на службу в «Сатирикон», метро рядом не было. Добирался от «Рижской» пешком или на 18-м троллейбусе.
— Это довольно странное место. По дороге можно было встретить старые могильные плиты, — вспоминает режиссер. — А еще здесь у нас очень зелено. Ну а раньше я жил в Люблине и тратил три часа на дорогу. Так как у меня четверо детей и хотелось больше времени проводить с ними, восемь лет назад решили переехать сюда.
Теперь до работы пять минут. В свободные часы вместе с семьей Яков Сергеевич любит кататься на велосипеде, роликах и самокате. На стадионе «Красная Пресня» Ломкин активно занимается спортом с коллегами. В этом году их сборная заняла второе место в театральной футбольной лиге. А его самого наградили званием лучшего бомбардира.
ДОСЬЕ
Яков Ломкин окончил ГИТИС в 1999 году. Стал служить в театре «Сатирикон». С 2018 года назначен главным режиссером Русского драматического театра в Ижевске, а также руководит «Dрамтеатром НАШ». За плечами — более 20 режиссерских работ. Преподает в Высшей школе сценических искусств Константина Райкина.
Звезда сериала «ЮЗЗЗ» Антон Кузнецов: «Я в семейной жизни не тиран, но дурака иногда включаю» Набирающий популярность актер рассказал об особенностях актерского брака и вспомнил о лихих 90-х
Этот персонаж криминального сериала «ЮЗЗЗ», который уже успели оценить зрители онлайн-платформы PREMIER, - чуть ли не самый колоритный за последнее время образ экранного бандита. Сиплый, жилистый, татуированный, харизматичный - таким предстает перед нами ростовский авторитет по кличке Дым.
Сыграл колоритного преступника 41-летний Антон Кузнецов (Ленин в «Караморе» и Богдан Бельский в «Годунове»), совершенно не криминального склада характера актер театра «Сатирикон» и муж звезды «Эпидемии» и «Нелюбви» Марьяны Спивак.
«Телепрограмма» давно хотела поговорить с одаренным артистом, ведь он вообще не дает интервью (не из спеси, а, наоборот, из аномальной скромности) - и вот возможность предоставилась.
«Видел нож в подъезде, отдавал бабки...» - Антон, вот вы выросли в Москве. Интеллигентный человек. Разговариваете, взвешивая каждое слово. Откуда в вас этот форс бандитский взялся?
- Изначально мы планировали снимать «ЮЗЗЗ» (название проекта отсылает к сленговому названия спального и, по слухам, криминального района на юго-западе Ростова-на-Дону. - Ред.) в Москве, где я и вырос. Но когда начали раскладывать сцены по локациям, поняли, что город не подходит. Ведь в сценарий Стаса Иванова (режиссера в том числе) легли воспоминания о Москве 15 - 20-летней давности. С тех пор все уже давно поменялось. Так что в итоге сменили курс на юг России. И когда ездили на выбор локаций, я внимательно наблюдал за людьми в Ростове-на-Дону: охранниками, администраторами, таксистами, даже начальником местного СИЗО, где мы были. Пытался слушать и смотреть, окунуться в этот фактурный и колоритный мир. Напитаться. Там все и родилось.
- Юг столицы, где вы росли в 90-е, был тогда сильно криминализирован?
- Я застал времена, когда у районов были определенные названия (не по географическому принципу). Мой в Хамовниках назывался Старт, через дорогу - Новый Старт. Существовало противостояние. Тогда были и старшаки, и молодняк. Случались такие диалоги: «Ты со Старта, что ли? А, ну иди сюда!» И понеслась. Гоняли друг друга рэперы и металлисты, солнцевские и люберецкие, была банда White Smoke (группировка хип-хоп-направленности, созданная для отпора скинхедам)... Сам я в то время панковал, поэтому не сильно участвовал в этой игре. Не наркоманил, не хулиганил, хотя тогда это было сильно распространено: парни умирали от передозировок, садились в тюрьму за сбыт и хранение. Я в основном дрался - получал за «неправильный» внешний вид или неверные ответы. Нож в подъезде встречал...
- И ранения случались?
- Слава богу, нет. Отдавал бабки, получал в душу и шел себе спокойно. Бывало всякое.
- В сериале «Бригада» драки снимали по восемь часов, после чего Сергей Безруков ехал на вечерний спектакль с разбитым лицом. Как было у вас? Ведь в проекте тоже много рукопашных...
- Мы долго репетировали, чтобы войти в правильное для драк состояние. Что-то придумывали на ходу, что-то подсказывал оператор. Была возможность и на бокс походить, подготовиться. Правда, Димка Чеботарев (играет подельника Дыма по прозвищу Старый. - Ред.) снимался параллельно еще в одном проекте, так что мы его щадили. А у меня вот в спине осколки какие-то остались после одной из драк. Камушек застрял - так приложили. Дрались в песке, гаражах, на набережной и так далее. Старались делать это достоверно и с любовью.
«Сын - скромный, тонкий, светлый»
- Готовясь к разговору, пытался найти ваши интервью - не получилось. Почему?
- Да не знаю... Как-то неудобно, что ли. Вот Марьяна давала интервью один раз, я там что-то сказал. А так... сам не знаю. Что говорить, когда нечего говорить?
- Ну ладно скромничать... Кстати, о Марьяне. Вы с женой и в «Сатириконе» часто играете вместе - это сложно?
- Мы познакомились с Марьяхой на «Синем чудовище» - спектакле 2008 года, так что уже привыкли. Порядка 10 спектаклей вместе отыграли. Но сблизила нас «Чайка» (постановка Юрия Бутусова). Это она довела нас до совместной жизни. Ведь каждый раз мы играем про себя, а не про чеховских персонажей. Думаю, что любовь очень сильно помогает быть на сцене - держаться вместе, сконцентрироваться и оставаться внимательными друг к другу. Добавляет красок, энергии и желания. Хочется показать себя, добавить, удивить любимого человека, который рядом на сцене. Ну, как в мире животных.
- Дома этот животный инстинкт тоже проявляется? Или вы мягкий и податливый в семейной жизни?
- Я, конечно, не тиран, но дурака иногда включаю. Я за свободу внутри семьи. Это не совсем равноправие, нет. Но возможность дать реализоваться любимой жене. Вот Марьяха - классный организатор у нас, постоянно что-то придумывает. Ну вот сиди и смотри со стороны, что она делает, не мешай. Помогай. Попробуй похвалить. Сразу же расцветает! Чувствует, что на правильном пути. Иногда и жестковатым приходится быть, ну, бывает. Все, скажем так, по настроению у нас: где-то мягче, где-то жестче, где-то подстроиться...
- Сын Григорий заражается жаждой творчества рядом с такими родителями?
- Медиасферой, как многие дети сейчас, он не занимается (блоги, ТикТок и прочее). Спорта тоже не очень много - давали, но не пошло. Зато он очень творческий, любознательный, светлый парень. Скромный. Не истерит, не жестит. Не злится на нас пока. И при этом не аморфный. Тонко чувствующий, наблюдательный и деликатный.
«Украли скамейку, урну, но потом вернули»
- В вашем «Сатириконе» скоро состоится премьера трагифарсового спектакля «Елизавета Бам» по Хармсу, в работе над которым вы выступили еще и в качестве художника? Готовитесь уходить в режиссеры?
- Да, побаловались сценографией немного. Это возникло по ходу создания постановки. Такой был подход - с режиссером Гошей Мнацакановым вместе сводили на сцене то, что придумывалось. В эскизе сценографии было задано направление, потом начали докручивать: Питер, улица, парадная, скамейка и так далее. Это не была работа художника или прицел на режиссуру. Скорее экспромт и импровизация. Начали красить, добавили арку, потом скамейку украли из двора и принесли, потом урну украли. Потом решили, что так нельзя. Все вернули. Театр нам купил и скамейку, и урну.
- Вы там в женских нарядах ходите. Насколько это комфортно для парня с криминального района?
- Это же моя профессия. Да и суть спектакля в том, что все перевернуто с ног на голову. Девчонки играют полицейских. Есть даже отсыл к образу Данилы Багрова из «Брата». Полина Райкина играет папу с усами. Я, наоборот, Елизавету - точнее, Антона Кузнецова, который попал в такую ситуацию. Не знаю пока, это хорошее решение или глупость. И мне это нравится. Какая, к черту, разница? Главное, чтобы узнаваемые характеры были.
- Юмор Хармса был парадоксальным и трагичным. Как считаете, смех - то, что спасает, помогает не сойти с ума или, наоборот, может скрыть важное и увести в иллюзорность?
- Мы были в поиске юмора в результате контакта друг с другом. Интересно было выяснить, умеешь ли рассмешить одного человека? А двоих? А троих? Такой эксперимент: искали шутки, остроты внутри себя. Удалось? Значит, круто. И публике должно понравиться. Нет - отмирает. Хармс ведь не был каноническим абсурдистом - он специально нес чепуху, белиберду, в которой содержалась и маскировалась колкая правда.
Шутовство, понимаете? Когда через странное поведение проявляется взгляд на реальность. И Хармс был нам в этом помощником. Юмор ведь помогает сохранять адекватность. Через него можно понять и происходящее вокруг, и людей. Ты адекватен вообще - самоироничен, самокритичен? Попробуй рассмешить и задумайся.
Актер Григорий Сиятвинда: «Я уверен, что олигарха из меня не вышло бы» 5 августа театр-фестиваль «Балтийский дом» откроет сезон премьерой спектакля «Как Арапа женили. Невероятные приключения Петров Великих и прадеда Александра Пушкина в прошлом, настоящем и будущем». Главную роль в нем исполняет Григорий Сиятвинда, который ответил на вопросы «ПД»
– Простите, могу я к вам обращаться просто по имени, как это принято в Замбии?
– На самом деле я из Сибири, а вот мой папа – из Замбии. Его звали Дэвид. Так что по паспорту я Григорий Дэвидович. Но можно просто Григорий, как говорят все. Думаю, время еще не пришло обращаться ко мне по имени-отчеству. И это хорошо.
– Григорий, тогда расскажите, как поступило к вам предложение сыграть в этом спектакле и было ли оно неожиданным?
– Однажды мне позвонил режиссер Виктор Крамер, с которым мы буквально только что, по крайней мере по моему ощущению, выпустили спектакль «Лес» в Московском художественном театре имени Горького, где я сыграл Счастливцева. После той совместной работы я всегда рад его слышать, а тут еще такое предложение – арап Петра Великого. Единственное, что немного напрягало, – это отсутствие литературной основы, ведь пьесы-то никакой нет, надо было все сочинять.
Конечно, в первый момент я этого не осознал и сразу согласился просто потому, что это Виктор Крамер. Он всегда работает интересно и оригинально решает какие-то атмосферные вещи, очень важные в театре. Поэтому я кинулся в работу с большим удовольствием и любопытством.
– Не смутил тот факт, что вы москвич, а речь шла о петербургском театре?
– А Питер я люблю. И довольно часто приезжаю сюда по работе: либо на съемки, либо на спектакли. Правда, времени в этом случае на город практически не остается. Отрабатываешь и уезжаешь. И ничего обычно не видишь.
Другое дело – те редкие моменты, когда удается приехать в Петербург просто так, как мы приезжали с женой на спектакль к Льву Додину и потом провели здесь несколько дней. Это, конечно, огромное удовольствие. Я восхищен Питером. И в то же время удивлен: как можно было в то время построить такой город? Клянусь, у меня такое ощущение, что историки нам что-то недоговаривают, потому что это что-то немыслимое. А сейчас, когда в связи со спектаклем пришлось как-то разбираться в Петровской эпохе, я восхищен городом еще больше.
– На сцене «Балтийского дома» вы играете арапа Петра Великого, в фильме «Жмурки» был эфиоп. Нет опасений стать заложником одного образа?
– Еще можно назвать и Пушкина – его я играл в юности, сразу после окончания Щепкинского училища. И не так давно в спектакле «Бунтари» Александра Молочникова в МХТ имени Чехова. Мы привозили этот спектакль к вам на фестиваль. А вот теперь добрался до прадеда.
Что касается одного образа... Я в работе этого не ощущаю, потому что сыграл – и забыл. Но по зрителям понимаю, что что-то такое в этом есть. Потому что многие не помнят, как моя, то есть артиста, фамилия. Но они знают, что, например, моего персонажа в «Отеле «Элеон» зовут Михаил Джекович.
– Вы уже упомянули, что окончили театральное училище. Но ведь вначале был нефтегазовый институт. Не жалеете о несостоявшейся карьере олигарха?
– Я совершенно уверен, что олигарха из меня бы не вышло. Для этого нужен какой-то иной склад характера. А выбор этого института был связан с моей любовью к математике. Я и сейчас считаю, что в искусстве тоже много математики, просто она более скрытая. В любом случае, я очень обрадовался, когда мой путь так резко изменился и я ушел совсем в другую сферу. У меня такие горизонты открылись...
– А правда, что на ваш выбор профессии повлиял Михаил Боярский?
– Косвенным образом, безусловно. Когда вышел фильм «Три мушкетера» и я увидел Михаила Сергеевича в главной роли, это решило все. Он тогда был абсолютно культовым персонажем. Его фотографии с длинными волосами были везде – на гитарах, мотоциклах, полиэтиленовых пакетах. Из всех кассетных магнитофонов постоянно доносился его голос, ему подражали. Это была фигура просто культовая. И мне сразу тоже захотелось отрастить усы, волосы и надеть шляпу. Конечно, потом это прошло.
– Но первый позыв стать артистом был именно благодаря ему.
– Кстати, однажды я участвовал с Михаилом Сергеевичем Боярским в одном концерте. Мы пели песни из разных мультфильмов. И у нас был совместный номер из мультфильма «Голубой щенок». Он пел за Пирата, а я за Кота. В мультике его озвучивал Андрей Миронов. Но так как к тому времени его в живых уже не было, эти песни исполнил я. Мы там встретились. Но я так и не решился признаться ему, какую роль он сыграл в моей жизни.
– Еще один важный человек в вашей судьбе – это Константин Райкин?
– Вот что интересно. В фильме «Труффальдино из Бергамо» Константин Аркадьевич поет голосом Боярского. Вот такая связь двух людей, сыгравших в моей жизни большую роль.
А начиналось все с того, что мы, выпускники «Щуки», прямо как цыганский табор ходили показываться по всем театрам. Я был старостой курса и договаривался непосредственно с режиссерскими управлениями театров или с худруками. И вот мы показались в «Сатириконе». Райкин нас смотрел одним из первых. И я как-то сразу был приглашен. Но так как я понимал, что впереди еще много других показов, то взял это на заметку. Тогда я еще не знал, где хочу работать. Тем более что было много других обстоятельств. Одни театры давали жилье, другие – нет. А мне в Москве жить было негде. И эту проблему надо было тоже решать. В результате многих обстоятельств остался «Сатирикон». Я до сих пор там и никогда не пожалел о своем выборе.
– Вы активно снимаетесь. Что важнее для вас – театр или кино?
– Важнее, безусловно, театр. Я в этом никогда не сомневался. Просто иногда спрашивают: что вам больше нравится? Но я и в этом случае могу сказать – театр.
Понимаете, будучи в какой-то степени человеком известным, я все-таки достаточно застенчив. Это никуда не девается, наверное, это свойство натуры. А наше искусство предполагает абсолютную свободу. Поэтому работать в театре с людьми, которых ты хорошо знаешь, которых не стесняешься, гораздо легче.
На съемочную площадку ты приходишь, там человек 50, которых ты иногда видишь первый раз в жизни. Это тяжелее. Только когда проект идет уже долго, ты начинаешь немного расслабляться и привыкать. Конечно, зритель может об этом даже не догадываться, ведь я все-таки давно работаю и умею это скрывать. Но для собственных ощущений это большая разница.
– Значит, в побивший все рейтинги «Отель «Элеон» тоже не сразу влились?
– Конечно. Постепенно. Сначала я пришел в пятый сезон «Кухни», которая была уже на вершине успеха. Я осознавал, что мне нужно суметь впрыгнуть на ту высоту, на которой они в тот момент находились. И нужно было не испортить и не разрушить это. Первые съемочные дни были для меня страшно волнительные, просто стрессовые. Поэтому театр для меня – более спокойное и домашнее место. При любых возможностях я участвую в антрепризах. И мне очень нравится, когда меня в качестве приглашенного артиста зовут на какой-то проект.
Вот в спектакле «Как арапа женили...» мы все на одной волне. И еще сам спектакль так придуман, что это очень командная история, потому что на ребятах лежит огромнейшая нагрузка. Они танцуют, поют, перевоплощаются. Это что-то невообразимое. Я тут просто черешенка сверху очень дорогого, классного торта.
МАРЬЯНА СПИВАК: «НИКАКИЕ РОЛИ НЕ СТОЯТ ДЕТСКИХ СЛЕЗ» Об истории любви с мужем, сыне и попытках сохранить баланс: семья и работа — в интервью
Представительница актерской династии Марьяна Спивак всегда старалась держать планку, «не опозорить фамилию». Достойных работ у нее много, но порой трудно сохранить баланс: семья и работа. О том, как ей это удается и каких ошибок она старается избежать в воспитании сына, — в интервью журнала «Атмосфера».
— Марьяна, карьера ваша развивается, столько всего интересного вышло и еще будет. Вы ощущаете эту волну успеха?
— Объективно работы прибавилось (улыбается), и очень мало выходных было за эти три года. Но у актеров всегда так: то густо, то пусто. Пример моих родителей тому подтверждение. В свое время они были очень востребованы, но потом случились девяностые — и кино почти перестали снимать. Я понимаю, что Фортуна переменчива, поэтому у меня всегда есть страх что-то упустить. Бывает, берусь сразу за несколько проектов, понимая при этом, что съемки идут параллельно и мне придется тяжело. Прошлый год я переработала, довела себя до эмоционального и физического истощения. Перелеты между городами, сон в машине и отсутствие выходных меня вымотали, я поняла, что надо оставить себя немного и для сына, для семьи.
— Первые шаги в профессии вы делали осторожно, были мысли о том, чтобы «не опозорить фамилию». А сейчас появилось ощущение, что не то что переплюнули знаменитых родственников, но вышли на достойный уровень?
— Не переплюнула точно. Но я все так же стараюсь держать планку, не опозорить, не подвести. Тщательно фильтрую проекты и участвую только в том, что, на мой взгляд, может быть интересно.
— А у вас есть некоторое суеверие, что можно спугнуть удачу?
— Да, и уже несколько раз такое случалось. Кажется, все было на мази: прошла кастинг, утвердили на роль, прислали график съемок — и только я об этом рассказываю, что-то происходит. Проект заморозили, режиссер поменялся или вовсе началась пандемия. Поэтому о еще не состоявшихся проектах я не говорю. О том, что я снималась в «Нелюбви» у Звягинцева, в профессиональной тусовке узнали только тогда, когда появились первые фото с фестиваля в Каннах. Я поделилась лишь с близкими. И потом никогда не знаешь до премьеры, насколько удачным окажется фильм.
— На сегодняшний день самый яркий триумф — все-таки «Нелюбовь»?
— Это так странно звучит «триумф», но да, думаю, эта картина навсегда останется самой значимой для меня. Спасибо Андрею Петровичу, дай бог ему здоровья, может, когда-нибудь еще поработаем вместе.
— А «Эпидемия»? Сериал купил Netflix, что говорит о высоком уровне.
— Да, безусловно. Если меня спросить, какие свои фильмы я считаю главными, то это «Нелюбовь», «Эпидемия» и «Шифр». Они сняты в совершенно разных жанрах, рассчитаны на разную аудиторию. «Шифр» с удовольствием смотрят и мои родители, и мой маленький сын — это кино не для тех, кто любит авантюры и новомодные технические изобретения. В основном меня узнают по этим трем проектам. Остальные не так сильно прозвучали. Хотя многое еще не вышло на экраны.
— Осенью ожидается премьера «Мать моего сына».
— Да, я уже видела постеры. Это как раз прошлой весной мы снимали картину параллельно с «Эпидемией», я летала туда-обратно, у меня было около восемнадцати перелетов за месяц. Но работать было интересно, это психологический триллер.
— Часто вам попадается эта тема: мать и ребенок, взаимоотношения с родителями.
— Возраст, наверное, такой. (Смеется.)
— А может, что-то надо проработать? Недаром же в нашу жизнь приходят определенные события, люди и, наверное, роли.
— Мне кажется, я все карму «Нелюбви» отрабатываю. (Смеется.) У нас же любят навесить на актера определенное амплуа. И на пробах я часто пересекаюсь с одними и теми же людьми. Я уже в космос посылала сигналы, что хочу в какой-нибудь комедии сыграть, я веселый человек, в конце концов, мне надоели драмы. (Улыбается.) Сигналы, видимо, были приняты, начали предлагать сценарии, но иногда они были настолько комедийные, что к такому я оказалась не готова. Но сейчас идут съемки третьего сезона «Жуков» — и я с удовольствием в это включилась, я фанат первых двух сезонов — и на пробы побежала сломя голову.
— У вас самой остались какие-то детские травмы, обиды? Наверное, тоже внимания родителей не хватало?
— У всех есть детские обиды. А насчет внимания — нет, я не была брошенным актерским ребенком. Как раз на мое детство пришелся период безработицы девяностых. Мама в основном была дома, занималась дубляжом, переводила фильмы. Мои родители разведены, но папа всегда очень активно участвовал в моей жизни. Может, как раз из-за того, что я залюбленный ребенок, мне хочется, чтобы все так относились к своим детям. Мне очень больно наблюдать какие-то скандалы в общественных местах, когда родители унижают малышей, пренебрегают их мнением. Для меня подобные неблагополучные истории в кино — способ показать, как делать не надо, а не отражение меня.
— Но я вспоминаю трогательную историю о том, как вы проснулись посреди ночи, услышав голос мамы, которая вернулась из командировки. Они тихо шептались на кухне с бабушкой, а вы боялись поверить, что это действительно она вернулась…
— Да, это она приехала из Болгарии, куда уезжала на полгода в командировку. Были такие моменты, конечно, я очень скучала по ней. И у меня сейчас в жизни так же. Уезжаю на съемки, оставляю ребенка. Прошлым летом мы практически не виделись, он был с моей мамой в деревне. Я пользовалась каждым моментом, когда моталась с «Эпидемии» на «Шифр» из Карелии в Питер и специально строила маршрут так, чтобы заехать к нему и хоть час-два вместе побыть. Я угасаю, если долго его не вижу, он моя батарейка. Приезжала, обнимала его, он меня спрашивал: «Мама, сколько у тебя времени? Полчаса… давай поиграем! Нет, давай ты поешь, ты же голодная… Нет, пойдем искупаемся, я покажу тебе, как я научился нырять…» И все, уже пора ехать. Сердце кровью обливается, когда ребенок бежит за машиной и кричит: «Мама, не уезжай!». После этого я решила, что в таком рабочем графике больше существовать не буду. Никакие роли не стоят детских слез и разлуки с сыном. Даже если он в обществе любимых людей в прекрасном месте, где чистое озеро и лес с ягодами и грибами.
— Его бабушка похожа на вашу?
— Ну моя мама, конечно, не Жанетик (народная артистка Жанна Прохоренко. — Прим. авт.), у нее другой характер. Она помягче в чем-то, наверное. Хотя мы все похожи. И порой узнаешь в себе родителей. Иногда это нравится, а иногда и нет. После своего рабочего кинозабега я думала, что зимой наконец-то устрою каникулы, мы переедем в новый дом, который купили еще год назад. Это всегда было моей мечтой — жить в своем доме за городом, и мы все откладывали переезд из-за того, что не было времени. И вот только я закончила все начатые проекты, позвонили из театра и сказали, что надо выпускать спектакль. Девять лет Юрий Бутусов ничего не ставил в «Сатириконе», мы очень его ждали, я переживала, что из-за съемок не смогу участвовать, и тут все сложилось! Выпустили спектакль «Р» по «Ревизору», но текст авторский. И написан он по нашим воспоминаниям, разговорам на репетициях — каждый вспоминал какие-то свои детские болячки, связанные с родителями. Я сама придумала свои монологи, и один из них — собрание всех заштампованных фраз, которые родители говорят детям. И однажды сама поймала себя на том, что отвечаю сыну одной из этих фраз. «Я тебя насквозь вижу!» — заявляю я ему словами из своего же монолога, и это было отрезвляюще, как холодный душ. Тут же остановилась, обняла и просила прощения. Я стараюсь учиться на ошибках — и своих, и родительских.
— Вы чувствуете, что между вами есть доверие? Он не боится поделиться с вами чем-то плохим, страшным?
— Нет, по крайней мере, пока, в его семь лет, у нас полное доверие. Мы его не ругаем. У нас всегда долгие разговоры перед сном о мире, его мироощущении. Он выдает такие глубокие мысли, что удивляюсь, откуда это все берется? Были страхи, которые мы вместе прорабатывали, сейчас все хорошо.
— А школа пугала его?
— Нет, а что ее пугаться? Это меня школа пугала. Как «мать года» я пришла устраивать Гришу в последний момент, а оказалось, об этом надо было подумать еще год назад и ходить на дошкольную подготовку, а теперь мест нет. Я говорю: а зачем нам подготовка, если ребенок уже и читать, и считать умеет? В итоге нашла альтернативу — школу, которая работает по системе Монтессори, и пока очень довольна. Месяц у ребят была адаптация, Грише все понравилось, он активный, веселый, нашел друзей. У него еще прическа нестандартная — длинные волосы, что было камнем преткновения в детском саду. Воспитатели твердили: «Подстригите ребенка!». Я его просила: давай хоть челку отрежем. «Нет, это моя индивидуальность!». Мы не из тех родителей, кто выдвигает кучу запретов: это носи, это нет, с тем не дружи. Это его выбор. Однажды меня спросила его одногруппница в детском саду: «А почему у Гриши волосы длинные? Он же мальчик». Я спрашиваю: «А почему у твоей мамы короткие? Это же просто стрижка». Пришла забирать документы, а воспитательница говорит, что теперь все мальчики отказываются стричься, хотят быть как Гриша. (Смеется.)
— Но все равно, наверное, есть какая-то красная черта, которую нельзя переступать.
— Красная черта — это все семь грехов. Но то, что касается внешнего вида, вкусовых или музыкальных предпочтений, почему я должна ему что-то навязывать? Человек рождается со своим набором качеств, потом к этому добавляется что-то от родителей, их воспитания, круга общения. Мы разъясняем, что хорошо, а что плохо, но у него есть свои четкие границы, он их чувствует. Пока мы ни с чем страшным не сталкивались. Если говорить о трансгендерной свободе, не думаю, что должна по этому поводу беспокоиться, Гриша абсолютно нормальный пацан.
— Вы хотели его в музыкальную школу отдать — получилось?
— Как таковой музыкальной школы в его жизни не случилось, но у нас дома есть электронные барабаны, на которых он любит играть. Грише нравится рисовать, лепить из пластилина, собирать «Лего». Когда мы сидели дома на карантине, он с удовольствием этим занимался, собирал сложные конструкции, прямо в инженерную родню пошел.
— Вы его брали на съемки «Эпидемии», он даже был задействован в эпизоде…
— Да, только его вырезали, к сожалению. Возможно, в полной телеверсии мелькнет где-то. Для меня это была возможность побыть с сыном. Антон тогда тоже активно снимался в «Юзззе». Прекрас-ная работа, горжусь мужем. (Улыбается.) У него сейчас тоже взлет. И моя мама приехала ко мне с Гришей на съемки.
— И как ему процесс — понравился?
— В принципе, да. Но он немного стесняется новых людей, ему надо привыкнуть. Я тоже не люблю притягивать к себе внимание. У многих артистов это в крови — быть королем вечеринки, а я нет, лучше где-то сбоку постою. Я за сына больше переживала — смена затянулась, пошел дождь, и я его замучила заботой: не холодно ли, не устал, не голодный? Перенервничала больше, чем все на площадке. На следующее утро спрашиваю: «Ну что, Гриша, тебе понравилось?». Отвечает: «Да-а-а, ну я и наработался».
— Грише было обидно, что эпизод вырезали?
— Мне было жалко, что так вышло. А ему-то все равно, он этот сериал не смотрел, не для детей фильм. Но был период, когда вся Москва была завешана постерами «Эпидемии» и «Юззза». И мы едем на машине, а он в окно показывает: «О, вот мама! А вот папа!»
— Гордится вами?
— Ну не знаю. Мы сами к этому без пафоса относимся: да, такая работа. Так же, как и для меня в свое время моя бабушка, народная артистка, не была небожителем. Я ее воспринимала просто как своего близкого, родного человека. Ну собираются у нее какие-то тусовки, показывают ее по телевизору — она была для меня кумиром не как актриса, а как человек. Так и для Гриши: нет разницы, какие мы артисты, главное, чтобы родителями были хорошими. Я боюсь, как бы у него не сложился комплекс, как у меня в свое время — не подвести, не опозорить семью. Он ходил в детскую группу театральной студии Щуки, и у него все очень здорово получалось. На утреннике в детском саду играл главную роль, Незнайку, с огромным количеством текста. И блестяще справился! Мы ничего с ним вместе не учили. Но начинает стесняться, если мы хотим ему помочь и делаем какие-то замечания, мол, вы-то актеры, а я нет. Я ему объясняю, что это нормально, все мамы так с детьми учат уроки, неважно, что мы артисты. Это не главное.
— Антон чувствует, что Гриша больше мамин сын?
— Почему? Он обоих сын. Мы на равных его воспитываем. Очень похож на Тоху: пластикой, юмором, какими-то проявлениями характера. От меня только длинные волосы. (Смеется.)
— Вы обсуждаете какие-то сложные моменты, например, что не получается с семьей проводить много времени из-за съемок?
— Да, когда у нас были долгие периоды разлуки, он очень скучал, но у нас была цель — покупка дома. И он спрашивал: «Мам, а когда мы купим дом, ты перестанешь работать?». Я отвечала, что нет, не перестану, потому что надо сделать там ремонт, а еще нужно покупать продукты, одежду, тебе игрушки. И вот на этом пункте он согласился: ладно, работай. У меня с момента появления ребенка на свет все походы в торговый центр заканчиваются покупкой игрушек. Себе я давно ничего не покупала, мне это неинтересно. Но не могу пройти мимо детского отдела. При этом я понимаю, что задаривать ребенка нельзя, подарки обесцениваются. И сын в этом смысле ведет себя очень по-взрослому, не закатывает истерику в магазине, а показывает, что его заинтересовало. И порой, получив ответ, что это очень дорого, соглашается: «Но имей в виду, что мне бы это хотелось». Мы, конечно, имеем в виду и идем работать. (Смеется.)
— У вас в детстве была мечта — игрушка?
— Да, была такая история. Я снялась в эпизоде, в фильме у своего деда «Пока гром не грянет» (режиссер Евгений Васильев. — Прим. авт.), играла дочку героини моей мамы. И мне даже заплатили какую-то зарплату. На эти деньги, добавив еще и сбережения из разбитой копилки, я купила куклу. Это был резиновый младенец, абсолютно реалистичный, со всеми анатомическими подробностями. Очень он мне нравился, назвала его Пашей, везде с собой таскала. Потом он где-то сгинул в недрах школы-студии, когда нам нужен был малыш для спектакля. Хотя у меня никогда не было фанатичной страсти к куклам, но к этому уродцу я относилась очень нежно.
— А почему вы сказали, что сейчас вам неинтересен шопинг? Неужели нет желания порой доставить себе какую-то женскую радость?
— Нет, я в этом смысле совсем не девочка, не люблю платья. Выходы в свет для меня прямо наказание. Я практически не пользуюсь парфюмом, только в торжественных случаях. Из украшений предпочитаю бижутерию.
— Антон не пытался вас повернуть в сторону женственности?
— Нет, наоборот. Был период, когда он постоянно покупал мне толстовки, спортивные костюмы. Я возмущалась: «Я же девочка! Я хочу платье». Но это было абсолютно непродуктивное заявление: платья так и остались висеть в шкафу, я их не ношу. Мне нравится примерять на себя женственные образы на съемках, но по природе я пацанка, мне так комфортно. А так чтобы я захотела гламура в жизни — нет.
— Дом у вас тоже не гламурный?
— Абсолютно нет. Мы купили таунхаус в поселке, куда нас завлекла Наташа Земцова, с которой я подружилась на «Эпидемии». Очень понравилось место, и вариант таунхауса как раз идеален — есть и собственный вход, и инфрастуктура городская, и не такие большие размеры, как у загородного дома. Хотя фитнес у меня получился хороший, когда я бегала с четвертого этажа на первый, убирая дом после ремонта. Сейчас наконец переехали. Что еще хотеть? Был бы милый рядом — вот и рай в шалаше, четырехэтажном.
— Когда ремонт делали, не ссорились?
— Ремонт — это одна из основных причин для споров и конфликтов. Но мы более-менее спокойно его миновали. Спасибо Антону, в большей степени он шел мне на уступки. В итоге получилось все здорово. Но и старая квартира пока остается как шкаф, потому что у нас оказалось много вещей, в основном Гриши и Антона. Я-то свой гардероб «чищу», чтобы они могли разместить все что нужно.
— В одном из интервью вы сказали, что любовь — это теорема, которую надо доказывать каждый день.
— Правда? Надо же, какая я умная! (Смеется.)
— В чем вы видите проявление любви Антона?
— Это очень личные вещи. Но я могу сказать, что каждый день ощущаю его поддержку. Во всех сложных ситуациях, переживаниях он всегда моя опора. Наша любовь — в нашем ребенке, в доме, который мы обустраиваем, в нашей работе. Хотя мы и не рассказываем друг другу подробности о своих проектах до выхода, чтобы потом было интереснее смотреть. И когда мы параллельно смотрели «Юззз» и «Эпидемию» — было очень радостно, что у родного человека тоже все прекрасно в профессиональном плане. Я очень им горжусь. Мне ценно его мнение. И если нужен совет, я всегда его получу.
— И никогда не было соревновательного момента?
— Нет, никогда.
— Вы ведь познакомились в «Сатириконе», когда начали вместе работать?
— Да, я пришла туда в 2006 году, Антон через год. Первый наш совместный спектакль — «Синее чудовище», но на тот момент мы и подумать не могли, что когда-нибудь станем парой. Не воспринимали друг друга в этом смысле. Только на выпуске «Чайки» что-то произошло. Я играла Машу, он — Семена Медведенко, который ее добивался. И все пошло как по сценарию, мне показалось, что Антон заигрался и не может выйти из образа. И я тоже вошла в роль, продолжала его отшивать. Но потом, когда он смирился и решил оставить меня в покое, почувствовала, что мне его не хватает. (Улыбается.) Так и живем теперь.
— Вы поменяли друг друга за это время?
— Да, особенно когда появился Гриша. И продолжаем меняться, расти, это непрекращающийся процесс. А иначе, наверное, все умрет. Особенно если кто-то один развивается, а второй стоит на месте.
— Вы совпали, как пазл, или научились находить компромиссы?
— Мы очень разные, можем спорить, но у нас не бывает скандалов. И по каким-то основополагающим жизненным ценностям мы совпадаем.
Актриса театра «Сатирикон» Лика Нифонтова, сыгравшая в таких фильмах и сериалах, как «Ликвидация», «Тихий Дон», «Жизнь и судьба», рассказала, почему не стала гимнасткой и от каких уроков в школе ей становилось плохо.
Врали ли вы родителям и если да, то в каких случаях? Есть ли случаи, когда ложь родителям в детстве оправдана?
Помню, лет в шесть, когда меня отдали на спортивную гимнастику, на первом же занятии я упала. И сразу поняла, что больше никогда не появлюсь здесь. Но был страх признаться в этом родителям, и я достаточно долго говорила, что хожу на тренировки. Пока мой папа туда не заглянул. У него поинтересовались, как чувствует себя его дочь, почему не ходит… Тогда, конечно, пришлось признаться. Сейчас не понимаю, почему был такой страх сказать правду. Что касается оправданий, то никакую ложь оправдывать не надо. Надо разобраться, понять, но, по возможности, вообще стараться не врать. Любая ложь – это нехорошо, и детям своим, и внукам я с малого возраста говорила, чтобы они не боялись открываться, ничего страшного в этом нет. У моей внучки есть любимая фраза «Ничего страшного!». На мой взгляд, враньё – это самое противное, что может быть.
Можно ли отвечать силой на слова?
Нет, ни в коем случае.
Без чего не бывает настоящего детства?
Как бы банально не звучало, но по-другому не скажешь – без любви и без внимания, всё остальное приложится. Если есть любовь, есть и настоящее детство.
Делать домашнее задание сразу или в последний момент?
Сразу! Я очень не люблю оставлять всё напоследок. Люблю всё сделать, успокоиться, а потом отдыхать. Это качество я сохранила с детства.
Главные ошибки детства и отрочества?
Все эти ошибки для чего-то даются, абсолютно точно. Я бы не относилась к ним как к ошибкам, скорее, как к урокам. Делать выводы и пытаться понять, для чего все это было. Не просто так всё это происходит, главное — верно интерпретировать происходящее.
Кем вы мечтали стать в детстве?
Балериной.
Что предпочитали – мультфильмы или книжки?
Мультфильмы. От советских мультфильмов оторваться было невозможно. Книг у нас в доме было много, читали мне тоже много, а вот когда выходил мультфильм, это было невероятное счастье.
Какое ваше любимое время года в детстве и сейчас?
Весна, весна, весна!
Кто был вашим кумиром в детстве?
Кумиров не было. Наверное, потому что я росла в актёрской, театральной семье. Я много кого любила из деятелей искусства. Например, Екатерину Максимову.
Вы были хулиганкой или хорошей девочкой?
Хулиганкой точно не была.
Какую магическую способность вы хотели получить в детстве?
Хотела знать все языки. Но не так, чтобы они легко и быстро давались при изучении, а просто – раз, и ты свободно говоришь на всех языках.
Любимый и нелюбимый урок в школе?
Все технические предметы – это была катастрофа. Все эти физики, химии, алгебры, геометрии, черчение – страх брал и сразу плохо становилось.
Самая ценная вещь из детства.
По прошествии времени понимаю, что любимое и ценное, оставшееся с детства, это не игрушки, а старые альбомы с фотографиями. Фотографии с родителями, семьёй, бабушкой. Мы в очень любим старые рамки покупать и в них вставлять эти фотографии.
Ваша заветная детская мечта.
Мечта была и перешла в сегодняшний день: помимо того, чтобы все были здоровы, всегда хотелось путешествовать, отсюда и любовь к иностранным языкам.
Самое любимое лакомство в детстве. Любые шоколадные конфеты, просто обожала их, а сейчас вот не люблю совсем.
Лучшая детская игра всех времен и народов.
Прятки.
В детстве вы предпочитали быть как все или «белой вороной»?
Выделяться никогда не любила.
Были ли у вас в детстве горькие потери? Как вы с ними справлялись?
Потеря бабушки, это было очень тяжело. Она нас с братом воспитала. Но в какой-то момент я поняла, что маме нужна помощь, это меня спасло. Я видела, как ей плохо, и мне хотелось о ней заботиться, это помогло.
Если бы у вас была возможность написать письмо самой себе в детство, какой совет вы бы себе дали?
Я бы написала: «Ничего не бойся. Верь в себя. Всё получится!»
Заслуженный артист России Григорий Сиятвинда рассказал нашему изданию о своих любимых актерах, режиссерах и писателях.
24 июня в театре "Балтийский дом" – премьера спектакля "Как Арапа женили" (режиссёр Виктор Крамер, 12+). Этой постановкой в Петербурге завершается фестиваль "И памяти твоей, великий Пётр..." Исполнитель главной роли заслуженный артист России Григорий Сиятвинда заполнил анкету Metro.
- Любимый цвет? - Цветовой диапазон от зелёного до синего. Такой цвет называют "морская волна".
- Любимый фильм? - "Зеркало для героя" Владимира Хотиненко.
- Любимый режиссёр? - Пётр Тодоровский.
- Любимый актёр или актриса? - Джек Николсон.
- Любимый вид спорта? - Бокс.
- Любимое блюдо? - Пельмени.
- Кем вы хотели стать в детстве? - Лесником.
- Любимая песня? - Из кинофильма "Человек-амфибия" – "Лучше лежать на дне в синей прохладной мгле..."
- Любимый писатель? - Лев Николаевич Толстой.
- Какую книгу читаете сейчас? - Рассказы Набокова.
- Ваш первый выход на сцену? - В сказке Евгения Шварца "Два клёна", играл Иванушку.
- Роль мечты? - Смердяков из романа Достоевского "Братья Карамазовы".
- Приходилось ли вам совершать какие-то усилия, чтобы получить желаемую роль? - Очень хотел сниматься в фильме "Жмурки" Алексея Балабанова. Я узнал, что требуется актёр с очень тёмной кожей, и перед пробами решил походить в солярий. Надо было видеть лица сотрудников, когда я туда приходил! Но на роль бандита по кличке Баклажан меня утвердили.
- Чему бы ещё хотели научиться? - Виндсёрфингу. Управлять парусной доской.
- Что бы изменили в себе? - Нежелание рано ложиться спать.
- На что чаще всего раздражаетесь в быту? - На его наличие.
- Что вам быстро поднимает настроение? - Осознание бренности всего.
- Качества, которые больше всего цените в людях? - Честность.
- Какие не любите? - Хитрость.
- Какой лучший совет вам дали в жизни? - Хорошо учиться.
- Три составляющих хорошего дня? - Выспаться. Рано встать. И чтобы с погодой повезло.
- Чего вы боитесь? - Всего понемногу.
- Что говорите себе в трудную минуту? - Всё проходит. И это пройдёт.
- Что бы вы хотели сказать тем, кто сейчас читает эту анкету? - Забудьте её! Лучше приходите на премьеру спектакля "Как Арапа женили. Невероятные приключения Петров Великих и Александра Пушкина в прошлом, будущем и настоящем". Будет интересно. И вообще, ходите чаще в театр!
В марте юбилей отметила Народная артистка России Лика Нифонтова. Ведущая актриса театра «Сатирикон» вопреки традиции выходить в этот день на родную сцену, на этот раз отступила от негласного правила и встретила праздник в кругу семьи.
– Дело в том, – рассказывает актриса, – что в этом году мой день рождения пришелся на воскресенье. И, поскольку в Москве у меня огромное количество родственников, у которых в этот день выходной, я решила собрать их непосредственно 5 марта. Причем, именно днем, потому что в наших семьях много маленьких детей. Мы всё продумали и организовали торжество так, что и взрослым, и детям было весело и комфортно.
Но я все равно была душой с театром, а они со мной. С утра стали звонить, писать, поздравлять, прислали прекрасный букет. Так что я была на связи со своим театром и коллективом.
– Вы начинали работать в театре «Сатирикон» еще при Аркадии Исааковиче Райкине. Потрясающий артист, человек-легенда. Довелось ли вам играть с ним в каком-либо спектакле?
– В театр я пришла в 1984 году сразу после окончания Высшего театрального училища имени Щукина, когда Константин Аркадьевич набирал команду молодых актеров для постановки спектакля «Лица». Но так случилось, что меня ввели в спектакль «Мир дому твоему», который был поставлен на Аркадия Исааковича. И там были маленькие миниатюрки, в которых участвовали актеры его театра и актеры, которых набрал Костя. Я находилась в одном спектакле с Аркадием Исааковичем, но на сцене одновременно с ним мы не были. Но я всегда стояла за кулисами и смотрела все его выступления, слушала все монологи. Всегда. Не могла этого пропустить, потому что мне казалось, что вот это мгновение, которое нельзя потерять, оно сейчас уйдет, и я потом пожалею, что упустила что-то важное. Потому что несмотря на то, что у Аркадия Исааковича возраст был уже серьезный, и он уже не очень хорошо себя чувствовал, он все равно по-разному играл каждый спектакль. Всякий раз находил какие-то новые оттенки. Он шел от зала, от приема зрителями его монологов, и они всегда звучали по-другому. У него энергетика была сумасшедшая. За кулисами я видела, что он очень плохо себя чувствует и переживала, как же он выйдет на сцену. Но... звучала музыка, открывался занавес и казалось, что он не выходит, а даже немного выбегает к зрителям. И это было совершенное волшебство. Он был очень сосредоточенным перед началом спектакля, а потом мгновенно включался в процесс. Вот этому надо бы многим актерам у него поучиться.
– А вам удалось чему-то у него научиться, что-то перенять у Мастера?
– Трудно сказать. Не буду придумывать, но я очень хочу верить в то, что умение аккумулировать свою энергию перед началом спектакля, не расплескивать её, не разменивать на какую-то ерунду, а как-то собираться – вполне возможно, это было и от него тоже. А может это в принципе моё. И мы с ним в этом смысле чем-то похожи.
– Когда вы встречались с Аркадием Исааковичем в театре, волновались, коленки не дрожали?
– Это было очень, очень трепетно. Мне казалось, что он меня не знает, не узнаёт, что я для него очередная девочка, которая ходит за кулисами. Но, когда мы были на гастролях в Болгарии, Аркадий Исаакович пришел на наш спектакль, где у меня состоялся срочный ввод вместо Марины Голуб в одну из больших миниатюр. И после спектакля он мне сказал очень хорошие слова. И я увидела, что эти добрые слова – конкретно мне. Это было очень приятно. Потом, когда у нас были большие гастроли в Прибалтике, он пришел на спектакль «Что наша жизнь?..», который мы только выпустили. После спектакля зашел к Косте за кулисы и тоже говорил очень хорошие слова. И для нас, молодых актеров, было очень ценно то, что он принял наш спектакль. У него не было какого-то пафоса. Абсолютно был не звездным, а очень открытым, живым человеком. Благодаря Аркадию Исааковичу мне дали комнату в коммунальной квартире. До этого мы с Сережей (Сергей Урсуляк – ред.) скитались, нам негде было жить. В театре написали письмо с просьбой выделить нам жилплощадь, и его подписал Аркадий Исаакович. Это письмо открывало двери во многие кабинеты. И, собственно, именно благодаря этой подписи мне дали комнату. Я никогда этого не забуду.
– На ваш взгляд, Константин продолжил традицию своего отца, или создал другой, свой театр?
– Можно сказать, что в чем-то он продолжил традицию, но при этом, конечно, мы создавали свой театр. И он из Государственного театра миниатюр стал театром «Сатирикон» имени Аркадия Райкина. Этот театр стал другим. В нем идут пьесы драматургов мирового масштаба. В него стали приходить великолепные режиссеры, такие, как Валерий Фокин, Пётр Фоменко, Роберт Стуруа, Юрий Бутусов. Конечно же теперь всё по-другому. Но в то же время есть и сходство. Оно в поэтичности этого театра. Мы существуем как бы над бытом. Может не впрямую. Но обязательно должен быть юмор, обязательно должна быть ирония, даже в серьезных постановках.
– Вы участвовали в постановках Стуруа, Бутусова, Грымова… Насколько вам было комфортно работать с такими разными режиссерами?
– Встреча с Робертом Стуруа – это для меня новая страница в творчестве. Что-то стало происходить в моей жизни. Работая с ним, я поняла, что правильно выбрала профессию. Сначала в «Гамлете», потом в «Синьор Тодеро хозяин» по Гольдони. Во-первых, он отталкивался от меня, моей индивидуальности, которую я в тот момент даже не совсем понимала. Он для меня открыл что-то новое в этой профессии, что-то важное, и я ему очень благодарна. Вообще вот эти встречи и с Робертом Стуруа, и с Юрием Бутусовым – это открытие в себе каких-то новых качеств, о которых даже не подозреваешь, что они в тебе есть. Они умеют подобрать ключик, чтобы открыть в тебе что-то очень ценное. Если с Робертом Стуруа это был какой-то глоток свежего воздуха, то с Юрием Николаевичем это ощущение падения в бездну. Я не представляла, как это могло всё состояться, но, слава богу, это произошло. Еще мне понравилось работать с Юрием Грымовым в его постановке «Матрёшки на округлости земли». Это был новый язык, новая шкатулочка, которая открылась. Работа с этими режиссерами и как человеку мне очень много дала.
Большое счастье общаться с талантливыми людьми. И я не перестаю повторять, что каждая встреча с Константином Аркадиевичем, когда мы начинаем новую работу, – это тоже очень интересно. Несмотря на то, что мы с ним работаем уже практически сорок лет, каждый раз стараемся открыть что-то новое. И это очень важно.
– У вас с Константином Райкиным бывали размолвки, несогласия? Он ведь человек темпераментный.
– Да, он очень темпераментный. И не всё, что он предлагает, я принимаю на «ура». Но очень ценно то, что глобально я с ним согласна. Мы люди одной крови. Это абсолютно точно для меня. Ведь не просто так я сижу на одном месте и никуда не ухожу. А потому что мы с ним одинаково понимаем, что такое театр и для чего мы здесь. Но, в частности, мы очень много в чем можем не соглашаться. И я говорю ему об этом. Может, ему это неприятно. Но за что я люблю Константина Аркадьевича, он человек живой, слышащий. Он прислушивается к мнению каждого актера. Самое главное у нас есть правильное ощущение идей нашего театра – он настроен не на разрушение, а на созидание. У Константина Аркадьевича созидательный театр. В этом смысле мы с ним похожи.
– Почему-то ваш театр ассоциируется у меня со стартовой площадкой. Из него вышли замечательные артисты, которые сейчас играют на других подмостках.
– В одном интервью я говорила, что, если собрать всех актеров, ушедших из нашего театра, то получится лучшая труппа страны. И это говорит о том, что Костя берет к себе очень талантливых людей. В основном, уходили ребята, которые чувствовали, что уже выросли и надо идти к чему-то другому. Но все, кто уходит из нашего театра, делают это чисто по профессиональным соображениям. И Константин Аркадьевич с пониманием к этому относится. Ушел, значит найдет для себя что-то интересное.
– Видимо и на съемки он легко отпускает актеров. Вот вы недавно снялись в сериале «Раневская», где играете легендарную Марецкую.
– Откровенно говоря, я до последнего момента думала не идти на пробы. Первое желание у меня было – отказаться. Потому что играть знаменитостей – это же страшно. Потом говорю себе: «Лика, ты попробуй. Ну, пусть не получится, пусть тебя не утвердят. Но попробуй». Пришла на пробы, познакомилась с режиссером, пообщалась с ним. Оказалось, что наш прекрасный режиссер Дмитрий Петрунь в прошлом сам актер, и он чувствует артиста. И когда меня утвердили, я была очень рада. Я не играю конкретно Веру Марецкую. Ну как я могу быть её копией? Я же не пародистка. Просто понимала, как в предлагаемых обстоятельствах повела бы себя Вера Петровна. Мы все играем живых людей и ситуации, в которых были Раневская, Орлова, Марецкая.
Глядя на актеров той эпохи, просто поражаешься их внутреннему стержню, культуре подачи роли. У них следует учиться и учиться. Какие они были дотошные в профессии. Какая у них была внутренняя дисциплина. Как серьезно, с каким трепетом они относились к своей профессии.
– Вам не кажется, что из-за такого трепетного отношения к профессии, эти знаменитые актрисы пожертвовали своей личной жизнью?
– У каждого свой путь. Я как раз очень хорошо это понимаю. Потому что для меня семья, конечно, на первом месте. Сто процентов. Не могу сказать, что я не трепетно отношусь к своей профессии. Но, если передо мной стоит выбор, я всегда сделаю его в сторону семьи. Дело даже не приоритетах, а в том, что мне так лучше. Но это не значит, что так должно быть у всех. Вот они выбрали такую судьбу.
– Если говорить о судьбе, то для вашей дочери она была, видимо, предопределена. Ведь Дарья росла ребенком закулисья. Ждет ли такая же судьба вашу внучку Ульяну?
– Дело в том, что у нас с Сережей не было нянь. Нам, конечно, помогали и Сережины родители, и моя мама, дай бог ей здоровья. Она живет в Ростове-на-Дону, и мы на лето брали им с Дашей путевки и отправляли на море. Но, в основном, весь год дочь жила с нами. А мы оба работающие. Более того, когда Дашке было два года, Сережа поступил на Высшие режиссерские курсы, и вынужден был уйти из театра, поскольку утром должен присутствовать на лекциях. Но они с Мишей Ширвиндтом организовали команду, и мы проехали всю нашу страну с гастролями. Играли миниатюры, зарабатывали, как сумасшедшие. Нам неважно было где играть – в столовых, в коридорах, нам просто надо было выжить. И помимо этого, я тогда очень много работала в театре. Таким образом нам удалось продержаться.
У Даши по-другому. У неё есть помощники. И я тоже помогаю, беру на себя роль человека, который может повести ребенка в театр. Внучка у меня театралка, и мы с ней всегда после просмотра обсуждаем спектакли. А, если мы куда-то едем с Сережей, то я по возможности беру Ульяну с собой.
– Кстати, о гастролях и концертах. Видела вас в программе, посвященной творчеству Константина Симонова. Вы прекрасно читаете стихи.
– Я никогда не читала стихи со сцены, и когда наш прекрасный Вениамин Борисович Смехов предложил мне принять участие в программе на канале «Культура», я согласилась не сразу. Для меня это было очень необычно – читать стихи в Доме музыки при полном зрительном зале. Но благодаря Вениамину Борисовичу я приобрела невероятный опыт, и была горда, что мы это сделали. И когда после работы, посвященной Константину Симонову, он предложил мне поучаствовать в программе «Поэты Серебряного века», я сразу согласилась, поняла, что там будет интересно. Читала Ахматову, Цветаеву, Маяковского, и очень рада, что это было в моей жизни. С удовольствием приняла бы участие в его программе, если он захочет сделать еще что-то подобное.
– Как вы относитесь к тому, что к актеру могут подойти на улице, заговорить, попросить автограф, или сделать совместное фото?
– Не буду лукавить, но, когда кто-то ко мне подходит и говорит добрые слова, это очень приятно и так важно для меня. Потому что мы работаем для зрителей. И хочу заметить, что все мои родные, имеющие отношение к театру и кино, точно также относятся к людям.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 5
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума