В «Сатириконе» во всю готовится к выпуску венецианский спектакль по пьесе Карло Гольдони «Четыре тирана». Репетиции идут ежедневно. В феврале мы рассказывали, как прошла первая читка, положившая начало застольному периоду. Теперь артисты «встали на ноги», уже сделана выгородка декорации, есть некоторый реквизит, и у нас появилась новая возможность заглянуть на репетицию к Константину Райкину. Вообще же репзал – особое закрытое пространство, своего рода тайная лаборатория, где "в муках и радостях" варится будущее представление. Недаром театральные мастера часто говорят о своей особенной любви именно к репетициям – здесь случаются такие откровения и открытия, спрятанные от зрительских глаз, которых уже не бывает позже на готовом спектакле.
«Бывает даже жаль, что этого никто не видел», – часто говорит Константин Аркадьевич.
Сегодня в репетиции участвуют шесть артистов: Наталия Вдовина и Полина Райкина (в очередь они сыграют в спектакле роль Марины), Сергей Бубнов и Игорь Гудеев (оба актёра распределены на роль Симона), Илья Гененфельд и Владимир Кравченко, которые в очередь сыграют Филипетто. На площадке ещё всё в намёках, разбирается и запоминается текст – «что-то учится, а что-то пока с трудом», ещё нет костюмов, будущая сценография лишь обозначена. Но в выгородке уже улавливаются очертания будущей Венеции, её многочисленные каналы и пролетающие гондолы. А образы героев проступают этакими призраками в интонациях артистов и точных режиссерских задачах – у Константина Аркадьевича спектакль в главной ритмической форме уже придуман. На этом этапе в зале царит огромное удовольствие свободы, увлеченности и бесшабашности от бесчисленного количества творческих проб, импровизаций, где даже ошибки ценны и безошибочны. То и дело слышны реплики, вроде:
– Нет, давай по шагам. – Давай. – Как бы это сделать пу-пу-пу-пу, чтобы не лепиться по мизансцене? – Надо обязательно набирать удивления, понимаешь, Поля? –Я понимаю, что все сейчас в панике, но при этом надо это делать веселее! – Теперь давайте добьемся плотности. – А, плотности! Это полсекунды на то, чтобы вспомнить текст и ежесекундная истерика внутри!? – Здесь есть что-нибудь, что можно подозревать в чистоте? – Неееет, здесь такого никогда не бывало!
Сюжет сцены: племянник Филипетто, которого хотят женить вслепую, навещает тетушку Марину, чтобы выведать у нее хоть какие-то подробности о своей невесте, но тут внезапно возвращается один из самодуров Симон.
«Надо сыграть перпендикулярно музыке. Представьте, здесь играет оркестр, поет певица. Он полон нетерпения что-то у неё разузнать, выведать о своей ситуации. Таково второе дно этой сцены», – уточняет режиссёр.
На ходу артисты из подручных средств, а это музыкальные инструменты оркестра, создают волшебный театральный арсенал для изображения венецианского быта. В каналах моют и готовят рыбу, полощут бельё, прячутся от нежелательных визитов – всё это условным «райкинским» ходом. Артисты то и дело заряжаются на начало. Проходят сцену одним, другим составом, и постепенно рисунок становится всё более чётким, характерным, нюансным. И рождается музыка сцены, находится тон речи, появляются будущие фирменные черты, изобретаются отдельные эпизоды, чтобы потом встать на свое место в слаженный механизм спектакля.
ВНИМАНИЕ! 5 сентября на канале Культура, после Новостей в 19.30, будет показано интервью с Денисом Сухановым (основная тема - премьера "Четырех тиранов). Информация для тех, кто не сможет посмотреть программу он-лайн: Весь контент телеканала «Россия Культура» доступен на платформе СМОТРИМ.
Укрощение тиранов под музыку Вивальди В «Сатириконе» расслышали сегодняшний смысл пьесы Гольдони
Анна Чепурнова
«Сатирикон» красиво открыл юбилейный 85-й сезон постановкой своего худрука Константина Райкина «Четыре тирана» по комедии Карло Гольдони «Самодуры» в помещении Дворца на Яузе. На сцене — все, как положено в классическом произведении: декорации барочного театра, оркестр... С другой стороны, удивления достойно, насколько реалии трехвековой давности перекликаются с сегодняшним днем. Может, это еще и потому, что режиссер протянул ниточки от произведения великого итальянца к шедеврам русской литературы и театра?
Смотришь «Четырех тиранов» — и отчетливо видишь, что Райкина все еще не отпускает предыдущий его спектакль «Гроза» — о дикости и перегибах патриархального уклада жизни. Похожие истории! Только в нынешней премьере от домашних деспотов страдают сразу несколько женщин, в первую очередь две героини — молоденькая Маргарита и ее падчерица Лучетта. Хотя живут они не в российской глубинке, как Катерина Островского, а в вечно праздничной Венеции, их существование уныло. Муж и отец этих женщин Лунардо не разрешает им выходить из дома и принимать гостей, диктует, как одеваться, с кем общаться и кто станет супругом дочери.
Маргарита жалуется на свою замужнюю жизнь: «Не такова я была раньше, а теперь ведьмой стала». И этой фразы оказывается достаточно, чтобы перекинуть мостик от драматурга ХVIII века еще к одному русскому писателю. В спектакле героиня носит отчество, которого, естественно, не было в пьесе Гольдони — Николаевна, и в трудную минуту выводит мелом заветные слова булгаковской Маргариты: «Невидима и свободна».
Вообще житейскую комедию режиссер стремится максимально отдалить от примет быта. Например, все действие происходит на подиуме для оркестра, а музыкальные инструменты служат актерам реквизитом (сценография Дмитрия Разумова). Маленькая скрипочка играет роль бутылки, к которой Лунардо и Маргарита прикладываются, чтобы снять стресс. Струнный инструмент побольше заменяет рыбу на кухне, барабанные палочки — вязальные спицы, а футляр от контрабаса однажды и вовсе становится... нужником. В начале и в конце действия на сцене появляются оркестранты. В прологе под их аккомпанемент певица исполняет вариации современника и соотечественника Гольдони Антонио Вивальди на арию Filiaemestae Jerusalem — «Скорбные дщери Иерусалимские». Красивая и величественная мелодия напоминает о том, сколь ничтожны перед лицом Вечности все наши проблемы. И все же, пока мы живы, их надо решать.
Вот и три женщины в спектакле — Маргарита и жены приятелей ее мужа Марина и Феличе решают взбунтоваться против своих домашних тиранов и вопреки их воле познакомить до венчания Лучетту с будущим женихом Филипетто. Но этот шаг им дорого обходится: мужчины обо всем узнают, после чего их супруги появляются на сцене с синяками и забинтованными руками-ногами. А свадьба и вовсе оказывается под угрозой. И ведь не скажешь, что все это только про старинные времена в чужой стране, а у нас сейчас ничего подобного не бывает — достаточно посмотреть неутешительную статистику домашнего насилия в России за последние годы.
Главы семейств в беседе друг с другом признаются, что своих домашних вообще-то любят, но предпочитают держать в ежовых рукавицах. И предаются «милым» воспоминаниям о том, как сами у отцов ходили по струнке, а про разные развлечения, например театр, и слыхом не слыхивали. И зачем какие-то новшества, ведь жили люди как-то раньше без них?! Разговоры словно не из XVIII столетия, а с какого-нибудь нынешнего интернет-форума приверженцев «традиционных ценностей».
Гармония в финале наступает только благодаря «адвокатской» речи самой бойкой из дам, Феличе, которую с шармом играет Агриппина Стеклова. У нее блистательный дуэт с Денисом Сухановым, очень комично исполняющим роль супруга ФеличеКанчано — единственного из мужей, который сам побаивается свою жену.
Вообще постановка может похвастаться целой россыпью отличных актерских работ. Это и эмоциональнейшая Маргарита — Алена Разживина, и великолепно справившийся с характерной ролью Лучано Алексей Бардуков, и Полина Райкина, будто созданная для того, чтобы сыграть неунывающую итальянскую матрону Марину — тетку жениха. Хороша и вчерашняя студентка Высшей школы сценических искусств Екатерина Воронина в роли притворной скромницы, а на самом деле девчонки с огоньком Лучетты.
Добрый и примиряющий всех персонажей финал очень органичен в спектакле. Жаль — в реальной жизни тиранов, желающих притормозить прогресс, одной, пусть пламенной речью, никак не уймешь.
Смотрите запись эфира передачи «Новости. Подробно» телеканала «Россия. Культура», посвященного премьере спектакля Константина Райкина «Четыре тирана» в «Сатириконе». Беседуют театральный критик Алла Шевелёва и ведущий Дмитрий Трубочкин. Эфир состоялся 14 сентября 2023 года.
Константин Райкин начинает сезон итальянской комедией «Сатирикон» открывается премьерой «Четырех тиранов»
Карло Гольдони для труппы «Сатирикона» – автор, абсолютно близкий по духу: открытая театральность, яркие «маски», авантюрность интриги, накал страстей – все то, что любят и умеют творить на сцене артисты Райкина. Но спектакль по-карнавальному обманчив: а достижим ли всерьез сегодня счастливый финал? Дихотомия в сценографии Дмитрия Разумова задана сразу, она застает врасплох и заставляет рассматривать действие, словно в вольном наложении кадров. В классическую концертную рассадку музыкантов в вечерних костюмах вдруг вклиниваются совершенно обычные, словно с улицы, персонажи – мачеха с падчерицей на выданье. Они наполняют сцену досужими разговорами, а скоро их дуэт бесцеремонно разобьет – совсем уж ни в какие ворота – пузатый глава семейства в растянутых трениках, увеличивающий градус диалога сразу на два оборота, ему только дай развести склоки!
Бытовуха заедает всех, и чтобы ее оттенить и высмеять, вокруг и появляются оставленные музыкантами пюпитры, ноты и молчаливые инструменты, в руках героев приобретающие совсем иные функции. Скрипки, флейты, виолончели на контрасте действий становятся неистощимым источником комического на сцене: барабанные палочки превращаются в пряльца, балалайка в метлу, спиртное льется из скрипичного остова, а в чехол контрабаса, напротив, отливается как в уборную… Низкое и высокое, земное и возвышенное, как на карнавале, меняется местами и снова выстраивает иерархию. Изящная Маргарита (Алена Разживина), хоть и одета в неприметное рабочее платье, таит в себе совсем иную суть и не случайно представится по отчеству «Маргаритой Николавной с Неаполя». И любопытен здесь не только «портал» в булгаковскую мистику (костюмы Марии Даниловой, выполненные в духе 30-х, окончательно обретают смысл), но и пространственно-временной разлом романа Булгакова – на Москву и Ершалаим. Так и в «Четырех тиранах» «Сатирикона» пространство Венеции двоится – и настоящее сопрягается с вечным.
Неприятным тираном номер один окажется Лунардо (Алексей Бардуков). Всю семью он держит в черном теле: не дает женщинам ни принарядиться, ни отвлечься от поденных работ, ест поедом (вроде Кабанихи из «Грозы» Островского), еще и требует благодарности и очень доволен собой, что видит вокруг себя таких же домашних тиранов. Троих таких же соседушек и будущих родственников приводит к нему в дом понятная нужда – дочку (очень убедительный дебют Екатерины Ворониной) нужно выдавать замуж, и брачный контракт уже подписан с отцом жениха Маурицио (Георгий Лежава). Но самодурство доходит до такой степени, что познакомить молодых отцы считают делом совсем необязательным, и будущие влюбленные с помощью тетушки Марины (Полина Райкина) решают их перехитрить. Тут-то и закручивается кутерьма сплетен, переодеваний, разоблачений, остроумия и житейской находчивости жен, решивших обвести своих мужей, а коли план не удался вполне – и проучить, добившись феминистического реванша.
Куда как узнаваемы ситуации семейных раздоров, доведенных до неразборчивого лаяния, вербальные перепалки без победителей и проигравших, вечные конфликты «женского» и «мужского», взятые словно не со страниц высокой комедии XVIII века, а с экранных ситкомов. Впрочем, неудивительно: последние по законам старинного театра масок пишутся до сих пор. Так что типажи как на подбор: рядом с диванным философом Лунардо и скрягой Маурицио появляется плюгавенький бандюган (Симон – Игорь Гудеев) и рафинированный подкаблучник Канчано (Денис Суханов). Верховодить женами примется царственная Феличе. Агриппина Стеклова, празднующая в нынешнем году юбилей, получила невероятный бенефис в родном театре. Эта роль вбирает все краски: и комические, и, благодаря неожиданному режиссерскому решению пьесы, по-настоящему трагические.
Актриса с легкостью то ведет весь ансамбль за собой, то вступает в искрометный дуэт с Сухановым (и это, безусловно, лучший дуэт спектакля), то остается на авансцене один на один со зрительным залом. И это самые тяжелые и самые красивые минуты постановки, ведь смелая Феличе, которая решает и играючи выносит на своих плечах всю поучительную авантюру, вдруг отказывается от такого мироустройства, отказывается от компромисса, и ее бунт против тиранов обретает совсем иные масштабы. Райкин «за режиссерским пультом» выступает как дирижер и каждому дает сольные минуты, и у Ариппины Стекловой они оглушительны.
Небесная (живая) музыка вступит лишь в прологе и в финале, обрамляя реалистическую комедию и, как в старинной шкатулке, не сразу вскрывая ее потайное золоченое дно. Духовная музыка Вивальди (в спектакле звучат вариации фрагмента «Filiae mestae Jerusalem» о женах-мироносицах) – музыка покаяния – будет заполнять воздух скорбью и печалью, разрезающими суетливое веселье, поглощенность мелкими заботами героев на сцене. Барочная роскошь блеснет под конец, и тогда как арьер-сцена распахнет венецианскую позолоту, так и смыслы распахнутся дальше, выше сюжета, и слова про страх и пагубное терпение многое объяснят в новейшей истории.
Отправлено: 05.10.23 22:40. Заголовок: Четыре тирана. Сатир..
Четыре тирана. Сатирикон/Дворец на Яузе. 30.09.2023.
Сатирикону, переживающему нелегкие времена, очень нужны успешные спектакли, на которые выкупаются все билеты огромного зала – от ближнего партера до дальних рядов балкона.
Я видела спектакль прогоном, и, честно говоря, не собиралась его повторять в ближайшие полгода. Спасибо подруге – подарила билет… ну, как от него откажешься?
Смотрела с бельэтажа, и это неплохо, особенно на последней сцене, когда пространство эффектно раскрывается и в глубину, и в высоту.
Что до постановки – мило, талантливо. Много интересных придумок.
И, без сомнения, прекрасные артисты. Может быть, мне немного не повезло, и я вновь увидела тот же состав, что и на прогоне (конечно, хотелось посмотреть и другой… ну, да еще успею это сделать).
По моим личным предпочтениям, лучше всего были сыграны герои Дениса Суханова и Агриппины Стекловой. Остальные – тоже, очень даже…
В сравнении с прогоном, спектакль стал более энергичным и компактным: тогда от первого действия я немного устала и заскучала. И еще: тогда перевод текста показался каким-то несовременным, пыльным, что ли… Что бы ни говорила героиня Стекловой в финале про то, что всё это не в давней истории, а возможно и сейчас… возможно-то оно возможно – однако другими словами.
И сейчас пыльцы немного имеется. Но текст как бы обмялся и уложился на актерских языках. Я знаю: они это умеют: текст автора, сколь бы ни был он неуклюж, превращать в свою собственную речь… Наверное, как-то меняют изначальные интонации, а то и чуток, незаметно, сокращают то, что говорят.
В общем, все в порядке. Весело, задорно. Музыка хорошо подобрана И эти приколы с музыкальными инструментами забавные – тут моим фаворитом однозначно является «подрумяненная» скрипка. И я никак не могу принять за достойную, хоть сколько-то интеллигентную шутку, использование футляра от контрабаса в качестве сортира… Но обратите внимание: в общественном венецианском туалете есть надписи на русском языке – Маргарита (Николаевна) сообщит всем, что она невидима и свободна. Кстати, с бельэтажа надпись не читается, но я-то знаю, что она там есть.
«Четыре тирана». По комедии К. Гольдони «Самодуры». Театр «Сатирикон». Режиссер Константин Райкин, художник Дмитрий Разумов.
Название «Четыре тирана» на афише вызывает диапазон эмоций от отчаяния до безудержного смеха. В обычной жизни достаточно всего одного тирана, чтобы испортить жизнь отдельно взятым семье, народу, стране. Два — тоже куда ни шло, проходили. Но четыре — явный перебор даже для времен страшных катаклизмов, и трагическую иронию авторов постановки нельзя не оценить еще до начала спектакля.
Однако имя драматурга и обнаруживающийся в результате коротких изысканий оригинальный титул поставленной пьесы ненадолго расставляют все по своим местам. «I Rusteghi» Карло Гольдони в авторском переводе Т. Щепкиной-Куперник звучит как «Самодуры», и на изъян выбранного переводчиком названия редко кто из исследователей не указывал. Сам Гольдони комментировал выбор названия в предисловии, объясняя, что в Венеции под словом rustego понимают «человека угрюмого, противника беседы, общества, культурного времяпрепровождения». Исследователь истории итальянского театра М. М. Молодцова поясняет смыслы, заложенные в названии, чуть шире. По ее мнению, «I Rusteghi» «может быть понято, как неотесанные, угрюмые, грубияны, бирюки, даже „медведи“, хотя, конечно, такие оттенки смысла, как „деспот“, „тиран“, в пьесе наличествуют и они близки к понятию „самодуры“» (Молодцова М. М. Карло Гольдони: Очерк творчества. СПб, 2009, С. 88).
Таким образом, авторы спектакля играют с названием совершенно в русле театральных дискуссий касательно этой пьесы, и кажется, что не только основательно изучили театроведческую литературу по теме, но даже вознамерились некоторым образом положить конец широко известному соперничеству Гольдони и Гоцци. Но если Гольдони предвосхищал всеобщее разочарование буржуазным классом в родной Венеции, то Константин Райкин недвусмысленно дает понять, что речь тут о родных пенатах.
Гольдониевская интрига соблюдена в точности. Бирюк Лунардо, противник всякой светской жизни и развлечений, держит на поводке свою вторую жену Маргариту и взрослую дочь Лучетту и собирается выдать последнюю замуж безо всякого предварительного знакомства с женихом. Маурицио держит в таком же черном теле сына и будущего жениха Филипетто. Дело планируется обстряпать на обеде в доме Лунардо, на который приглашен такой же угрюмый скопидом Симон со своей не менее угнетенной в развлечениях женой Мариной. Четвертым «тираном» выступает Канчано, женатый на ловкой и говорливой Феличе, способной выдать самые явные неудовольствия своего мужа за его достоинства, появляющейся в сопровождении утонченного графа Риккардо и умеющей самого черта обводить вокруг пальца. Последняя и придумывает познакомить жениха с невестой в доме Лунардо, пока неотесанные мужчины будут похваляться своими умениями держать жен в узде. Прибывающие в масках Риккардо и Филипетто, конечно, оказываются разоблачены, за феерическим скандалом и грядущим разрывом следует притворное раскаяние Феличе, хитро и умело разворачивающей дельце в пользу свадьбы молодых.
В сценической редакции театра текст Гольдони сохранен почти в неприкосновенности — но именно «почти». Он не столько осовременен лингвистически, сколько точечно насыщен резонирующими смыслами. Даже диковинные имена не режут слух, а где-то и вовсе многозначительно русифицированы: Маргарита может стать и Ритулей, и Маргаритой Николаевной — и блеснувшая в этот момент искра булгаковских ассоциаций еще разгорится чуть позже. Феличе в драке проливает кровь «за мир и согласие в семье и во всем мире», а слоганом ее отношений с Канчано становится броская, как клоунский рефрен, фразочка «прости, погорячилась/погорячился». Манкие феминистские ловушки текста словно пропущены через сито художественной фантазии режиссера, усматривающего в стремлении женщин самостоятельно строить свою жизнь совершенно иной подтекст. При этом Константин Райкин выстраивает внутри гольдониевского оригинала свою версию относительно того, почему эти мужчины так расходятся в понимании жизни со своими женами.
Некороткий отрывок «Filiae maestae Jerusalem» Антонио Вивальди в исполнении струнного оркестра открывает спектакль. В оркестре композиционно доминирует не столько солистка, сколько выразительная барочная лютня с причудливыми колками на широком грифе и характерной грушевидной декой, и это неспроста. На сцене — черная ярусная конструкция с удобным и презентабельным расположением одетых в черное музыкантов. Сложная музыка духовного концерта эпохи барокко с текстом о трагической скорби иерусалимских дочерей выступает триггером и художественной наживкой этого спектакля: непонимающий зритель мгновенно в ловушке трудной музыки «на любителя» — к чему все это?
В той же ловушке Маргарита и Лучетта. Между рядами ярусов они выезжают, как и все последующие персонажи спектакля, на смешной допотопной машинерии, схожей по технике с конструкциями вертепов: низкие тележки на колесиках движутся строго по направляющим, а человеки на них выглядят, как куколки на рельсе, которым либо вперед, либо назад, но уж точно не вправо и не влево.
Вослед быстро исчезающим музыкантам несется первая фраза этого спектакля: «Вот и кончился карнавал». От оркестра на сцене остается лишь частокол — виолончелей, скрипок, пюпитров, кофров, смычков. Все сплошь хрупкий и, как выясняется, диковинный реквизит. Действие происходит в условной Венеции с ее каналами и гондолами, но на самом деле — в пространстве культуры, которая словно насильно обрамляет не желающих увидеть и понять ее. Что делать с этим добром, Маргарите и Лучетте неизвестно. Повязав косынкой волосы, Маргарита (Алена Разживина) принимается мести сцену балалайкой, вытирать слезы нотами, в то время как Лучетта (Екатерина Воронина играет в очередь с Екатериной Вьюхиной) странно ковыряется барабанными палочками. Эдакие недалекие, но добросовестные уборщицы в инопланетном мире музыки. «С Неаполя я», — замечает с характерной интонацией «самимынеместные» Маргарита и, окруженная инструментами для сложной барочной музыки, вдруг задевает ногой патефон. «Вернись в Сорренто» как шлягер — до понимания вершин музыки Вивальди барышням еще далеко, но если топнуть ногой, то зазвучит наше, родное, народное. Правда, и здесь авторы спектакля не могут удержаться от тотальной иронии: неаполитанская песня вдруг выполняет функцию русской застольной — под нее и выпить не грех. Стаканчики — из складок платья, а фляжки — фляжки спрятаны в инструментах! Вот для чего все эти виолончели на сцене. Хлопнули по рюмашке — и дальше. Какой там Вивальди…
Женщины этого спектакля — заложницы домостроя, потерпевшей фиаско фемповестки, собственных неразвитых устремлений, но все же устремлений, и даже не самых дурных вкусов. В их рассуждениях — много понятной логики, и даже в их костюмах есть усредненный, но все же стиль с легким гротесковым флером. Гораздо хуже дело обстоит с мужчинами. Грузно ступающий Лунардо (Алексей Бардуков играет в очередь с Артемом Осиповым) в трениках и майке-алкоголичке, открывающей волосатую грудь, узнаваем в сотнях тысяч соотечественников. Бережно, словно хрустальную вазу, несет он грушевидный кофр. В нем не та лютня из оркестра, но хамон. Какой мужчина — такие и инструменты в кофрах. «Не трожь мясо!» — зарычит он, словно зверь, чуть позже, и идея спектакля проступит еще явственней. Там, где должны быть инструменты для высоких наслаждений, всего лишь хамон для плотских услад. И рюмашки, рюмашки… Если в одной виолончели уже пусто, есть другая, а если и там все выпили, то и трепетно обыгрываемая заначка — крошечная скрипочка из-за пазухи. Какой там Вивальди…
Симон в исполнении Игоря Гудеева (играет в очередь с Сергеем Бубновым) напоминает скорее функционера с портфельчиком. Но и он озабочен той же, если не еще более вопиющей, реновацией предметов культуры: смычок у него заместо ножа, скрипичная дека — словно сочный, жадно обгладываемый окорочок, а выдранные из грифа струны — отличные зубочистки. Он вообще чуточку на грани фола, этот хамелеонствующий грубиян. То проглотит матершинку для связки слов, то, откровенно приспустив штаны, справит нужду прямиком в кофр от контрабаса, то вдруг примется пускать слезу о детях… под музыку Вивальди.
Комичные импровизации с инструментами продолжаются весь первый акт. Марина (Полина Райкина играет в очередь с Наталией Вдовиной) варит суп в барабанах, Симон моется скрипкой. Туба тут вместо фена, ноты вместо белья. При этом все эти манипуляции не буквальны и реалистичны, но напоминают изящно придуманные и азартно исполненные упражнения на пфд, почти клоунские миниатюры с ярким буффонным акцентом и актерским драйвом. Такая физическая клоунада в ее театральном, несколько дистиллированном выражении — без расчета на гомерический смех, но в общем ироничном и где-то саркастическом стиле спектакля.
Чужак в этом спектакле, конечно, сам Вивальди, а точнее граф Риккардо (в очередь играют Антон Егоров и Алексей Коряков), придуманный авторами спектакля как альтер эго композитора. Он то и дело сбивается на итальянский (у Гольдони Риккардо — единственный не владеющий венецианским диалектом), приветлив, улыбчив. Иностранец в этом мире треников и маек, он одет в лазоревый костюм, не по-мужски пластичен и восторжен, напрочь лишен угрюмости и всегда радостно настроен, а пышной шевелюрой напоминает самого Вивальди. Он извлекает музыку из стульев, женских рук, а в конце — даже из того самого хамона. «Другой, но не значит плохой», — скажет о нем почти в финале Феличе (Агриппина Стеклова), внятно застолбив нервную и болезненную тему инаковости ближнего.
Все в этом спектакле резонирует смыслами. Даже, как кажется, вынужденный выбор Дворца на Яузе в качестве площадки для спектакля — своего рода знак. Здание, выстроенное в начале XX века как народный дом, призванный стать храмом искусства для рабочих окраин Москвы, становится домом для спектакля, в котором как раз и речь о том, как совместить высокое искусство с неразвитым сознанием.
Режиссер декларирует многослойность любого культурного пласта и явления словно исподволь, умудряясь сказать словами Карло Гольдони о многом сегодняшнем и всегдашнем: бытовом бескультурье, женской изворотливости, супружеской измене, томлении, интриганстве, домашнем насилии, мужской солидарности, примитивном грубиянстве, неспособности понять ближнего, а главное — об искусстве, которое окружает и будет окружать человека помимо всякой его воли.
Остросюжетная гольдониевская интрига, решенная в условном ключе, предоставляет пространство для сочной актерской игры — ярких модуляций, широких жестов, гротесковых оценок. Режиссер делится свободой с артистами, и они пользуются этим с большим вкусом и профессиональным тактом: в спектакль вплетены десятки крошечных и побольше этюдов, актерских находок, рассматривать и разгадывать которые — отдельное увлекательное занятие. Канчано в блистательном исполнении Дениса Суханова и граф Риккардо виртуозно разыгрывают миниатюру «повтори движение» и умудряются остановиться до того, как зал начнет валяться в конвульсиях от смеха. Хитрюга Феличе меняет обличье, как маски — она то пламенный борец за права женщин, то страдающая без мужчины распутница, то смиренная монахиня, то училка на каблуках и с указкой, преподающая мужланам урок правильного поведения. Дребезжащие маракесы в руках Лучетты, Маргариты и Лучано — и чупа-чупс, и окуляры бинокля, и оружие. Экстаз Маргариты после встречи с Риккардо вот-вот перерастет в нечто неприличное: она натирается в предощущении любви отчаянно и радостно из тромбона, но вдруг седлает пюпитр — конечно же для грядущего полета к Лысой горе. При этом время от времени от топота просыпается граммофон со своим «Сорренто», а однажды над сценой даже пролетает рояль антикварной красоты. Лучано презрительно упоминает карнавал, и ноги его буквально на мгновение выплясывают нашего незабываемого Труффальдино. Даже драка в финале первого акта, разыгранная по всем законам комической потасовки с пощечинами, пинками и разбитыми носами, — лишь тонкий переход. Подбирая платье и хромая, Феличе вдруг оборачивается в зал: у нас целый акт впереди, че сидите?
Пустая сцена второго акта с пирамидой из стульев — словно символ полного фиаско музыки = театра = культуры перед натиском неотесанных. Еще едва появившись, Симон, почти оскалившись, по-пахански рычал в зал: «Мы здесь хозяева!» А чуть позже трое мужчин неприятно ежились, оборачиваясь к публике: «Мы никогда не были в театре!» Теперь поле расчищено, цель достигнута, но игра — клоунская, актерская, человеческая — не кончается никогда, и подлинный финал все еще неясен. И вот уже Канчано, Симон и Лучано обнаруживают себя в начале второго акта с зажатыми между колен непонятными виолончелями, говорят о своих женщинах, набираются ярости, душат несчастные грифы, одну виолончель зачехляют, другую кладут словно труп… и, испугавшись, начинают реанимационные мероприятия с откачиванием, прослушиванием сердца и даже ласками — изобретательный этюд великолепен, уморительно смешон и бесхитростно человечен. Принятому решению «терпеть их (женщин) такими, какие есть» аплодирует весь зал.
Однако режиссера гораздо больше заботит другая, главная тема. Неброская, но внятная режиссерская вышивка по комедийной ткани пьесы разворачивает спектакль к философским размышлениям. Константин Райкин в этом смысле совершенно созвучен автору в главном: он так же, как и далекий итальянский драматург, говорит о болезни общества. И в его версии сегодняшняя болезнь — это неспособность понять и принять в свою жизнь сказочное, бесконечно прекрасное и неисчерпаемое богатство в лице отечественной и мировой культуры.
У спектакля грандиозный, визуально феерически эффектный и в то же время очень тонкий и точный финал. Смирившийся Лучано понуро выводит на сцену Риккардо. Риккардо несет на плече хамон. И конечно, этот Вивальди сыграет даже на хамоне.
Оркестр вновь на сцене, но уже в масках и золотых карнавальных костюмах, словно дзанни комедии дель арте. Звучит музыка, распахивается задник сцены, открывая прекрасный театр с золотыми ярусами, красным плафоном и синей бесконечностью лож. Жизнь — театр, театр — храм, и он прекрасен.
Карнавал не кончился. Он всего лишь метафора культуры, которая все же вернулась, зазвучала, примирила Гоцци с Гольдони, провозгласила театр центром вселенной, утвердила творческую свободу художника и утонченность его публики. С горечью вглядывающийся в свой народ Константин Райкин все же великий идеалист. И как же хочется верить, что он окажется прав.
Константин Райкин – уникальное явление в русском театре, в нем на русской сцене словно воплотился дух итальянской комедии. Мало кто так чувствует средиземноморскую театральность с ее праздничностью, темпераментом и свободой. Новый сезон в театре “Сатирикон” художественный руководитель открыл своей постановкой “Четыре тирана” по пьесе Карло Гольдони “Самодуры”.
Концертное исполнение – первая мысль, которая возникает при взгляде на оркестр, рассевшийся на сцене амфитеатром, – сценография Дмитрия Разумова до самого финала остается неизменной. Серые широкие ступени, с которых музыканты, исполнив Вивальди, уходят, становятся местом действия – домами нескольких венецианских семейств; персонажи вплывают в них на маленьких платформах по невидимым каналам между ступенями.
Актеры занимают опустевшие места оркестра, играючи приспосабливают оставленные ими инструменты для мелких нужд: “подмести” балалайкой, “выпить” из скрипочки, “покурить” кларнет. Любое действие настаивает: это игра, это театр, мы по нотам разыгрываем старинную историю о препятствиях в любви и непременном счастье в финале, легко, не всерьез, виртуозно и в темпе. И оттого, что это с самого начала так подчеркнуто, зритель с особенным вниманием ждет ответа на вопрос, о чем же сегодня, триста лет спустя, ему расскажут со сцены? А пока благодарно хохочет, наблюдая за нарядно и с явным актерским удовольствием выписанными типажами, один другого характерней, и за старой как мир интригой, где пожилые невежды не дают соединиться юным сердцам.
Главный сатрап – Лунардо, плешивый пузан в растянутых трениках и неопрятной майке, челюсть и плечи вперед, кулаки висят гирями; этого шепелявого грозу дома Артем Осипов играет с райкинским фирменным блеском. Лунардо должен держать в беспрекословном подчинении двух трудно управляемых особ: во-первых, они женщины, а во-вторых, молоды. Его жена Маргарита и дочь от первого брака Лучетта одеты в серенькое, длинное и затрапезное во имя нравственности. Обе и помышляют о самом что ни на есть честном: жена – нарядиться и повеселиться на карнавале, а дочь – выйти замуж. Алене Разживиной в роли Маргариты пришлось спрятать буйные кудри под платок, а темперамент – под жалобные причитания о загубленной в семейной жизни молодости и обиды на шпильки падчерицы. Лучетта у Екатерины Ворониной – трудный подросток, который рвется на волю из дома, стремится к любви и свободе, а пока дразнит мачеху и подольщается к отцу.
Жениха дочери отец подобрал, но знакомить молодых до свадьбы категорически отказывается – это не скрепно, незачем потакать новым веяниям и позволять молодежи иметь какие-то мнения и взгляды на собственную судьбу, слово отца – закон. Вокруг этого гвоздя самодурства и закручивается интрига, где тиранству противостоят, что логично, молодые герои с одной стороны, и женщины – с другой. В этих двойных клещах тирания обречена. Очевидно феминистский смысл тем ярче проступает, чем краше череда венецианских дам, вступающих поочередно в коалицию против мужей и их кондовых обычаев.
Вот Марина – в затюканной тетке в бигуди и вязаной кацавейке трудно узнать сатириконовскую красавицу Наталью Вдовину, к тому же она наседкой кудахчет над племянником Филипетто (розовощекий обаятельный балбес в исполнении Ильи Гененфельда). А вот Феличе – Агриппина Стеклова играет хозяйку жизни, энергичную и яркую, привыкшую брать от жизни все и успешно крутящую почти бессловесным мужем и остальными мужчинами, оказывающимися в орбите ее притяжения. Особенно ангелоподобным графом Рикардо в исполнении лучезарного Алексея Корякова; его непохожесть на заскорузлых домашних тиранов провоцирует их на агрессию, а Феличе пользуется случаем, чтобы преподать им урок толерантности и принятия чужого.
Хитрый план по знакомству молодых, который Феличе сначала придумывает, затем вместе с другими дамами воплощает, а потом, разоблаченная, защищает перед мужьями, и есть пружина действия. А защищать свою проделку есть перед кем. Ее муж Канчано – аристократичный Денис Суханов во фраке и цилиндре, с гримасой брезгливости и поджатым ртом, но уж если он его открывает, то для кратких и яростных перебранок с женой, в которых оба не теряют ледяной любезности; завершаются же вспышки не менее страстными поцелуями.
В твердолобости с главным героем могут потягаться и другие столпы венецианского общества: отец жениха Маурицио (Александр Гунькин) – закованный в квадратный жесткий пиджак, похожий на угрюмого чинушу, сплеча пресекающий любые вопросы; и Симон (Сергей Бубнов), муж Марины – вульгарный простак, который трактует свое желание третировать жену и безобразно вести себя дома как право хозяина. Все вместе они сетуют на мир, меняющийся вопреки их желаниям, и невозможность держать все живое в ежовых рукавицах.
Художница Мария Данилова, придумывая костюмы героев, в первом действии перебрала пятьдесят оттенков серого, зато во втором сочинила карнавальную феерию. В финале темный занавес задника раздвигается, открывая театральную и сказочную Венецию.
Яркие маски, сочиненные Гольдони, Райкин сделал похожими на сегодняшних отечественных типажей. История зазвучала отчаянной жаждой жизни, свободы и радости, освобождения от власти тупоумных тиранов. Монолог Феличе, в котором эта жажда высказана поэтично и страстно, Стеклова играет словно от собственного лица, остранившись и сняв на время венецианскую маску образа – и зритель горячо солидаризируется с нею.
Спектаклю суждено быть хитом – и по тому, с какими музыкальностью и азартом работает актерский ансамбль, и потому, что история о молодости и уме, побеждающих косность, звучит сегодня так обнадеживающе.
В программке спектакля "Четыре тирана" есть "мудборд", то бишь "доска настроений" режиссера Константина Райкина. Как легкая шутка, веселое тиранство, "мой дом и в моем доме все, как хочу я". Венеция, Вивальди, хамон, Михаил Булгаков, театр "Фениче". Идея сценического решения спектакля появилась во время экскурсии по театру, где шла репетиция оркестра. Музыкальная репетиция меня тоже всегда чрезвычайно волнует, когда я застаю её в театре - что-то таинственное, необыкновенное, волшебное даже. Это волшебство словно перелилось через время и пространство, разлившись по сцене, как вода по площади святого Марка. Двухчасовой "скандал" сыгран с "истинно итальянским темпераментом". Нашлось здесь место и Булгаковской Маргарите. Николавне. Ведь женщина без любви - сущая ведьма. Четыре самодура сами себя дурят, усложняя и без того непростую жизнь, вместо того, чтобы просто ей наслаждаться. Чего же проще? Красивые декорации, остоумный автор, талантливые актеры, веселые шутки. "Будем веселиться, есть, пить и поднимем бокалы за здоровье всех тех, кто так любезно и благосклонно нас принял, выслушал и извинил". И раз уж попал в мудборд Михаил Афанасьевич Булгаков, не могу не добавить еще один финал: "Все пройдет. Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Звезды будут так же неизменны, так же трепетны и прекрасны. Нет ни одного человека на земле, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?".
Отправлено: 28.01.24 18:36. Заголовок: Четыре тирана. Театр..
Четыре тирана. Театр Сатирикон. 25.01.2024.
«Вечерняя Венеция в тумане…» Вы помните, как в конце открывался задник и… Это было настоящее ЧУДО – я даже заплакала от восторга, когда увидела в первый раз…
В «Тиранах» тоже открывается красивый задник, и опускаются золоченые конструкции… Эффектно.
А помните, как в «Стране любви» актеры один за другим выходили в золотых костюмах? «Свет и сила, бог Ярила»… Фантастически прекрасно! Каждый раз – до дрожи восторга. В финале «Тиранов» музыканты тоже выходят в золотых костюмах… Эффектно.
Третий раз смотрю спектакль, и третий раз начинаю скучать к финалу первого действия. Оно намного длиннее второго, в нем очень много мельтешения, слов и действий. А еще в нем много «смешных придумок» с музыкальными инструментами. Футляр от контрабаса здесь становится туалетной кабинкой, балалайкой, как веником, заметают мусор, флейту курят и ею подписывают документы… Если честно, мне откровенно, с первого раза, понравилось лишь одно: как чистят и жарят скрипку-рыбку, как она подрумянивается, и как ее потом едят, отплёвывая струны-косточки.
И вообще, первое действие – это ДЕЙСТВИЕ: все бегают, кричат, выясняют отношения, ругаются… типично итальянская такая вещичка.
А вот во втором действии слово берет СЛОВО – написанное великим драматургом Карло Гольдони.
В начале – очень милая сцена с тремя синьорами, которые коллективно выясняют: как им оптимально обуздать жен, которые посмели быть строптивыми (и забавный обмен виолончелями (?)-«женами»). Уже здесь слово имеет смысл, а не является приложением к картинке.
А потом – начинает говорить Феличе (Агриппина Стеклова) и – всё. Спектакль состоялся, в итоге он получился очень славным.
Вообще, актерская игра в спектакле на очень высоком уровне (еще бы: какие прекрасные актеры заняты!)… правда, молодёжь, а я оба состава видела, пока для меня в самом хвосте плетется… ну, может, еще наберут, наиграют.
Но, конечно, главный нерв спектакля, самая сердцевина постановки, основа ее основ – это пара Феличе (Агриппина Стеклова) и ее муж Канчано, «стручок», как она его называет - Денис Суханов. Замечательные! Самые безупречные бриллианты – среди россыпи других драгоценных камней.
Не верите? Считаете, что я пристрастна? Что ж, идите на спектакль (рекомендую) и по громкости аплодисментов, которыми в финале зрители встречают выходящих на поклоны, поймете: я не ошиблась.
ПРОТЕСТ ПОД МУЗЫКУ ВИВАЛЬДИ «ЧЕТЫРЕ ТИРАНА» КОНСТАНТИНА РАЙКИНА В ТЕАТРЕ «САТИРИКОН»
Для премьеры по комедии Гольдони «Самодуры» в «Сатириконе» выбрали провокационное по нынешним временам название – «Четыре тирана». Правда, тиранят эти «лидеры» свои семьи.
Всё запрещают женам и всё решают за детей, уже взрослых, но ограниченных в правах, громоздят запрет на запрете – не в государственных масштабах, а все-таки портят жизнь и основательно. Чтобы дух венецианского карнавала (а семейства эти из условной Венеции), дух свободы и праздничной стихии не проник в дом, закрывают все «форточки» и держат «в духоте» обыденности. Проветриться не дают. «Срок годности» их правил давно вышел, а они пытаются продлить – живут прошлым и сдерживают тех, кто хочет «взбодрить» настоящее.
Жены и дети пробуют отменить установки деспотичных отцов в темпераментных сценах и не бытовом пространстве. Это ступени подиума, где сначала сидят музыканты в чёрном. «Затактом» спектакля Константин Райкин сделал духовный концерт Вивальди (кстати, современника Гольдони и тоже венецианца). Filiae maestae Jerusalem – плач жен-мироносиц – исполняет барочный оркестр и солистка с контральто, самым низким женским голосом, звучание которого завораживает. Зритель сразу попадает в «надмирное» измерение, где искусство «растит» смыслы и красоту из каждого нотного листка. Но как только музыканты уйдут со сцены, нотам, инструментам и пюпитрам найдут совсем другое применение. Приспособят под бытовые нужды: в кофре от лютни будут таскать хамон, в футляр от контрабаса мочиться, флейту раскуривать, из скрипок наливать рюмочку за рюмочкой, а на виолончелях отрабатывать приёмы расправы с «чёртовыми бабами» – в изобретательных манипуляциях с «музыкой под ногами» фантазия артистов не знает границ.
Вертикаль духовного начала, неотделимого от потребности в свободе, сменится горизонталью начала материального, которое тяготеет к зависимости. «Низкое» займет место «высокого», начнет здесь хозяйничать, как пузатый глава семейства с челюстью бульдога, в растянутых трениках и майке-алкоголичке. Лунардо (Артём Осипов) – домашний тиран номер один – никуда не выпускает молодую жену Маргариту (Алёна Разживина): первая была образцом покорности и терпения, а эта, вторая, и приодеться хочет, и выйти в свет, и хотя бы на вечер стать «невидимой и свободной», как булгаковская Маргарита. Но обжаловать «домашний арест» не получается. Дочь Лучетта на выданье (Екатерина Воронина) тоже сидит взаперти и в нетерпении. Жениха ей отец подобрал, а вот знакомить до подписания брачного контракта не собирается.
Артисты «Сатирикона» работают на стыке комедии дель арте и психологического театра, как виндсёрферы, скользят по тексту Гольдони и легко извлекают из текста прозрачные ассоциации с сегодняшними проблемами: от абьюзивных отношений до низкого уровня культуры, который проявляет себя, прежде всего, в быту – а в конечном счете в неспособности воспринимать искусство. «Мы никогда не были в театре!» – признаются четыре тирана.
Спасать ситуацию с азартом берётся Феличе – решительная, уверенная в себе, чертовски привлекательная героиня Агриппины Стекловой возглавит «женскую коалицию», чтобы устроить несанкционированную встречу молодым. Эта авантюра, карнавальная по духу, с масками и переодетыми в дам кавалерами, приведет пусть к промежуточной, но все-таки победе над домашней диктатурой. Без комических перебранок и даже драк не обойдется, но главный эффект будет за монологом Феличе – она как опытный коуч всё расставит по местам, вскроет «скорлупу» упертости и нетерпимости мужчин, их нутряной страх ослабить хватку.
И хотя со своим мужем ей вроде бы удалось выйти на паритет – сеньор Кончано (Денис Суханов), похожий на артиста немого кино со скорбными бровками, усиками и поджатым ртом, многое терпит, срывается лишь иногда и тут же дает задний ход со словами «прости, погорячился» – жизнь Феличе далека от идеала. «Я не хочу бояться и терпеть. Я хочу радоваться и любить!..» – в финале это её ошеломительное соло прозвучит как манифест, как общий для всех запрос на жизнь, свободную от страха и нужды загонять себя в рамки.
Именно Феличе станет проводником другого образа мысли, вообще Другого – она приведет с собой графа Рикардо, одетого по моде времен Вивальди и отчасти похожего на композитора. У Гольдони он единственный, кто говорит «высоким» литературным языком, не на венецианском диалекте. У Райкина он – «посторонний», чужой, европеец с культурным кодом, который местным не понятен, а потому вызывает ксенофобские настроения. Но этот человек искусства, кажется, невосприимчив к агрессии и готов участвовать в любых «спасательных операциях», способен извлечь музыку даже из стула – и заставить всех замереть от звучания, которое отрывает от земли, делает невесомым и громаду рояля, и самого приземленного самодура. Это же «замирание» случится под конец, когда вернутся музыканты в карнавальных костюмах и масках дзанни, исчезнет чёрная стена и вдруг появится божественной красоты многоярусный театр – как место, где души невольно встают на цыпочки и тянутся к свету; как портал, который открывается далеко не всем.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 4
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума