В ТЕАТРЕ «САТИРИКОН» НАЧАЛАСЬ РЕПЕТИЦИЯ НОВОГО СПЕКТАКЛЯ
3 июня в театре «Сатирикон» на Шереметьевской улице, начались репетиции спектакля «Человек из ресторана» по повести И. Шмелёва, сообщает газета «Марьина роща». Режиссёр-постановщик – Егор Перегудов, художник – Владимир Арефьев. Главную роль (Якова Софроныча Скороходова) в спектакле сыграет Константин Райкин. Премьера спектакля состоится в октябре текущего года.
Отправлено: 23.10.15 13:17. Заголовок: Человек из ресторана..
Человек из ресторана. Мои ассоциации. Первые отзывы зрителей.
Наверное, это бы в другую тему… Хочется даже приз объявить за максимально найденное число ассоциаций со спектаклями Сатирикона и других хороших театров…
Например, еще до начала действия, декорация правой стороны – стена с проемами. Понимаешь, что действие будет происходить перед стеной, за ней и в этих самых проемах. «С любимыми не расставайтесь» на Новой сцене МХТ! Спектакль не новый, уже третье поколение актеров играет в нем перед стеной, за ней и в этих самых проемах.
Первая сцена, появление Скороходова-Райкина. Вернее, тени героя на стене. «Вечер с Достоевским» - тоже тени. Думала на прогоне – может, мне почудилось… Так нет: вчера друг, сидевший рядом, на теневом появлении хмыкнул… Понятно, над чем.
Первый выход Кривого-Суханова. Блям! – рукой по клавишам пианино. Словно Глостер сейчас появится и потребует от Эдмонда показать письмо…
Это самое начало спектакля…
Впрочем, когда-то, в золотые годы Таганки, прекрасный спектакль «Мастер и Маргарита» был собран именно из ассоциаций. И для тех, кто эти художественные повторы считывал, спектакль становился еще более обаятельным… Возможно, и в сатириконовском случае решалась аналогичная задача: Скороходов вспоминает свою жизнь, театр вспоминает театры.
А может быть, все совпадения надо считать случайными. Мало ли театральных теней гуляет по стенам с проемами и врывается в действие фортепианными диссонансами… _________________________________________________________
На спектакле "Человек из ресторана" Театр "Сатирикон" "Планета КВН" сыграли так, что не возможно описать, на поклоне выбили душу, и слезы еле смогла сдержать от толпы, уезжала домой, и не могла забыть его сильный и решительный взгляд... Аркадий Райкин...
От зрителя Спектакль "Человек из ресторана. Сказ о благородстве жизни" очень сложный, долгий и напряженный. Определенно не этого ожидаешь от Сатирикона! Но это стоит того, чтобы в конце услышать самые главные слова - ДОБРОТА ИМЕЕТ СИЛУ!
От зрителя Сегодня были на премьере в Сатирикон "Человек из ресторана". Константин Райкин, как всегда великолепен, игра других персонажей не дает тебе передохнуть. Спектакль сильный и задевает некоторые струны твоей души и психологии человека. Были моменты, и я даже плакала. Всем советую, для общества -полезно!
Друзья, давайте перестанем рефлексировать на тему "массовка, жаль, обидно, забивать гвозди электронным микроскопом". Ваш любимый артист читает данный форум, поберегите его
единственная разумная мысль. сочувствие выражаете? сочувствуйте в спектакле не участвующим. сочувствуйте тем, кому ролей не дают. как можно упрекать за маленькую роль? представляете, так бывает. с большинством артистов регулярно. просто представляйте на минутку, что человек будет читать ваши "жаль массовка", "ну да, ролька, а не роль". и что, не надо было соглашаться на маленькую роль? это непрофессионально. скажете, это упрек распределяющему роли? ну давайте всё же позволим сыграть главную роль Константину Аркадьевичу разок. не главная роль - это не неуважение со стороны режиссера, а всего лишь способ выражения его замыслов. играть не главную роль - не оскорбление для артиста. а звучит это всё как "ожидали мы от вас большего, а вы массовка". это крайне нетактично. если коротко - возмутительно неприятно читать такое даже человеку постороннему. отдавайте себе отчет, что не только простые зрители и почитатели бывают на форуме.
Administrator/Ирината: Извините, возможно, я неверно сформулировала свою мысль. Или сформулированное неверно прочли. Упреков не было, было сочувствие: актер ТАКОГО уровня всенепременно должен играть намного больше, ибо перед Историей Театра потом будет стыдно за его недоигранность в лучшие годы.
Дополнительно: данный форум существует уже более 10 лет, и здесь всегда было место различным мнениям. Всем, кроме взаимных обид и оскорблений. Посему: если Вы хотите написать что-либо хорошее (или не очень - но опять же не оскорбительное) о последней премьере Сатирикона - СДЕЛАЙТЕ ЭТО!
И оставьте другим право высказывать мнение собственное. Тем более, что Артист, которому посвящены данные сайт и форум, не столь обидчив, как это кажется со стороны.
PS Сообщения незарегистрированных пользователей попадают на этом форуме в премодерацию - и я, как админ, их оттуда "выпускаю". Если бы я была обидчива - никто написанного Вами не увидел. Так что регистрируйтесь и ПИШИТЕ! Радуйте хорошими словами Дениса Суханова... а другим замечание сделать можно и тет-а-тет: мой mail , например, найдется на главной странице сайта. Ну, или, зарегистрировавшись, можно будет отправить ЛС.
Боже мой! Какие страсти кипят на форуме! Прямо как в мексиканском сериале! Так и хочется сказать: "Девочки (и, на всякий случай, мальчики), не ссорьтесь! Да, все мы разные. Но мнения друг друга надо, все-таки, уважать. Я, например, не увидела в отзыве Иринаты ничего "обидного", ни для себя, как человека его прочитавшего (и видевшего этот спектакль), ни для Дениса Суханова, сыгравшего (безусловно, на высочайшем уровне) эти небольшие роли. Чего душой кривить, нам всем бы хотелось, чтобы ТАЛАНТ, которым Господь наградил Дениса, был оценен по достоинству, чтобы было побольше главных ролей и т.д. Но ведь мастерство артиста в том и заключается, чтобы суметь сделать даже маленькие роли заметными и запоминающимися. Так что давайте не будем спорить и обижаться друг на друга. Как говорил Петр Наумович Фоменко: "Обижаться – это удел горничных". Тем более, что всех участников форума связывает одно. И все мы, конечно, желаем Денису Суханову много ролей хороших и разных! Да и спектакль, безусловно, заслуживает того, чтобы его посмотрели.
Добрый человек из ресторана Константин Райкин отметил 65-летие ролью официанта Марина Шимадина
Молодой режиссер Егор Перегудов, приглашенный из «Современника», поставил в «Сатириконе» повесть писателя-эмигранта Ивана Шмелева «Человек из ресторана». Константин Райкин сыграл в спектакле роль, которую когда-то исполняли Михаил Чехов (в немом фильме 1927 года) и Виктор Сухоруков в постановке агентства «БОГИС».
Егор Перегудов не из тех режиссеров, что делают революции, ищут новый сценический язык и работают с современной реальностью. Он, напротив, как-то показательно, нарочито консервативен. Нет-нет, не в угоду нынешнему идеологическому тренду возврата к традициям, а что называется – по складу характера и склонности души.
Вот, например, повесть почти забытого сегодня православного мыслителя Ивана Шмелева он поставил не почему-либо, а исключительно из любви к русской словесности. Давно мечтал, готовился кропотливо, изучал архивы в Ленинской библиотеке. И к постановке отнесся со всей серьезностью историка: никакого осовременивания или случайных деталей. Костюмы шили по фотографиям начала ХХ века, тщательно восстанавливали звуковую среду – например, в спектакле можно услышать звонок одного из первых в Москве телефонов из музея Скрябина. А Константин Райкин после долгих тренировок научился носить поднос на трех пальцах, как заправский официант.
Все эти усилия в спектакле заметны. Это честная, тщательно выстроенная, профессиональная и интеллигентная постановка с неплохими актерскими работами. Взять хотя бы феерические выходы Дениса Суханова в эпизодических, но невозможно колоритных, гротесковых ролях. Или россыпь остроумных находок, вроде той, где миллионщик каждую минуту по щелчку часов вынимает из кармана новую пачку денег – как фокусник кролика.
И все же, и все же... Режиссер пытался передать на сцене специфический шмелевский язык сказа, его плавную, хоть и нестройную кантилену жизни, но при этом пренебрег законами драматургическими. Его инсценировке, где самые разные, мелкие и глобальные события сменяют друг друга, как мелькающие за окном поезда пейзажи, не хватает смысловых акцентов, ударных кульминаций. Кажется, вот-вот в жизни героя должно случиться что-то важное, что-то такое, ради чего и стоило затевать весь сыр-бор. Но спектакль длится и длится с невозмутимой монотонностью, и зрители начинают поглядывать на часы: когда же конец...
Тут хотелось бы поставить торжественное «но» и написать, что игра Константина Аркадьевича скрашивает все недостатки постановки. В большинстве случаев так можно сказать о любом спектакле «Сатирикона» с участием его худрука. Но... Вспоминаются «Записки из подполья» Валерия Фокина, которые вышли пять лет назад, к предыдущему юбилею Райкина. И та фантастическая роль с бесстрашным погружением в пучины Достоевского (до сих пор она стоит перед глазами) не позволяет поставить нынешнюю работу рядом.
Да, Шмелев не Достоевский. Его герой скорее продолжает ряд маленьких людей, идущих от гоголевского Башмачкина. Райкин и играет его таким – недалеким и трусоватым, но в сущности хорошим, добрым малым. Как человек бывалый, работающий в ресторане, он утверждает, что знает жизнь. Но на лице его застыло выражение безмерного удивления и страха перед этим изменчивым миром и опасными, на все способными людьми. Слишком смелые мысли любимого сына Коленьки и его связь с революционерами, война, увольнение с работы и смерть жены – все эти несчастья не потрясают его до глубины души, а кажется, еще больше вгоняют в ступор непонимания. Единственное, что остается у этого маленького человека – это честь, несовместимая, казалось бы, с местом службы.
Один из самых ярких и значимых эпизодов спектакля – тот, где Скороходов находит после пьяной пирушки в ресторане пятьсот рублей. Надо видеть, как герой Райкина мучается выбором: то спрячет деньги в ботинок или под рубашку, то спешно бросит обратно на пол, как ноги несут его подальше от места преступления, а совесть с трудом возвращает обратно. В результате он делает правильный нравственный выбор, надеясь, что этот поступок ему «причтется». И действительно, так происходит, когда случай в лице милосердного старика, торговца валенками, спасает его сына от полиции и ареста. И от того же старика герою Шмелева приходит откровение: «добрые люди внутри себя имеют силу от Господа».
Как Скороходов распорядится этой силой? Да, в сущности, никак. Пойдет работать обратно в ресторан, будет растить внучку, прижитую дочерью вне брака, и получать редкие весточки от сына. Жизнь, в общем, налаживается. И на коленях ни разу не стоял, ни-ни...
Обеденный переполох "Человек из ресторана" в театре "Сатирикон" Фото: Михаил Гутерман
Московский театр "Сатирикон" показал премьеру спектакля молодого режиссера Егора Перегудова по повести Ивана Шмелева "Человек из ресторана". В главной роли — худрук театра Константин Райкин. Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
На время реконструкции собственного здания "Сатирикон" переехал по соседству, к другому выходу из метро "Марьина Роща", в концертный зал "Планета КВН". Зал тут, кажется, еще больше, чем в "Сатириконе", а сцена еще шире. И треугольник, по воле художника Владимира Арефьева выгороженный на сцене высокими фанерными стенами, кажется огромным. В стенах проделаны дверные проемы. И когда огромные створки этой конструкции, перекрывая друг друга и оставляя за проемами немногочисленные детали обстановки, движутся к авансцене, становится не по себе — словно чувствуешь неумолимость судьбы, равнодушно давящей людей. В одном из эпизодов ощущение воплощено физически, и стена буквально подталкивает к пропасти рампы главного героя, официанта Скороходова, то и дело пытающегося хотя бы на несколько секунд остановиться.
Повесть Ивана Шмелева "Человек из ресторана" написана сто с небольшим лет назад как монолог Скороходова — очередной вариации "маленького человека" русской литературы. Прислуживая богатым господам в ресторане, он с трудом сводит концы с концами, вынужден пускать жильцов в квартиру и жить с женой, сыном и дочкой в весьма стесненных условиях, едва успевая уворачиваться от напастей, которые валятся ему на голову. Когда в "Человеке из ресторана" стена наконец доезжает до авансцены, поневоле вспоминается "Вечер с Достоевским" в "Сатириконе", который Константин Райкин играл один, перед глухой стеной, перекрывавшей зеркало сцены. Вспоминается и другое его знаменитое соло — спектакль "Контрабас". Впрочем, от героев Достоевского и Зюскинда шмелевский официант отличается прежде всего тем, что он чужд какой-либо рефлексии и самокопанию, он живет в конкретных ситуациях, а не с идеями, фобиями и мечтами.
А раз в конкретных ситуациях — значит и с конкретными людьми. Разумеется, центром и движущей силой спектакля остается герой Константина Райкина, словно оглядывающийся в нашем присутствии на события нескольких лет своей жизни. Остальные являются из воспоминаний, проявляются из его слов, словно соткавшись из воздуха (а кто-то важный, например жена, так и не появляется, что придает рассказу дополнительный сценический драматизм). Режиссеру Егору Перегудову удается интересно и ритмически точно организовать это многоголосье — гости в ресторане, официанты, музыканты, квартиранты, друг Скороходова, цирюльник, швейцар или совсем уж безымянные эпизодические лица. Все они легко появляются и легко исчезают, кружась меж дверных проемов, мелькая среди резких световых прострелов и словно не настаивая на своей важности. Многие из них, впрочем, запоминаются точностью интонаций и живостью пластики — как все три персонажа Дениса Суханова, особенно директор училища, с брюшком и прилизанными волосами, или парикмахер Алексея Якубова. А другие выстреливают лишь одним-двумя словами и видны иногда даже не целиком. Так, какой-то горой тел высовываются на кровати пьяные кутилы, и один из них тянет руку к Скороходову, пришедшему вернуть потерянные ими деньги.
До этого Райкин разыгрывает целый этюд с чужими деньгами, которые буквально жгут руки его герою. Нашел оброненные богачами деньги, а забрать себе не может, хотя и очень нуждается,— совесть не дает. Как он сам про себя говорит, главное в его жизни, что она прожита "без соринки". В роли Константина Райкина, как несложно предположить, много мастерских актерских деталей и подробностей, и их хватило бы на целый вечер (такая роль — подарок для большого актера, не случайно Скороходов в фильме Якова Протазанова стал одной из знаменитых ролей Михаила Чехова). Но все-таки самые волнующие моменты вечера — те, когда в герое Райкина просыпается человеческое достоинство, когда чуть-чуть распрямляется спина, когда Скороходов перестает пригнувшись скользить между событиями, точно между столами в ресторане, останавливается, когда поднимает глаза, к которым близко подступают, ни разу из них так и не выкатившись, слезы.
Вихри времени вторгаются в жизнь героя: очередные жильцы оказываются революционерами, вовлекают в политические дела сына Николая, который вынужден скрываться, а потом попадает под суд. Скороходов теряет работу как отец "неблагонадежного", не выдерживает и умирает его жена, а последний квартирант сходит с ума. Деньги, вложенные в ценные бумаги, пропадают; потом дочь влюбляется в обманщика и прохвоста — и остается одна с ребенком. В финале мы застаем его вроде бы примирившимся с судьбой: дома покачивается в люльке внучка, а ресторан вновь полон, и опять он, чуть согнувшись, снует между столами. Утешения и облегчения не приносит этот финал и высокого смысла жизни не проясняет — но радость от хорошо сделанной театральной работы его иногда может заменить.
Отправлено: 25.10.15 00:13. Заголовок: "МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ РЕСТОРАНА" http://mir24.tv
Маленький человек из ресторана Театр «Сатирикон» открыл новый сезон в «Планете КВН» премьерой спектакля «Человек из ресторана», в главной роли которого сыграл худрук Константин Райкин.
Театр «Сатирикон» открыл новый сезон в двух шагах от своей площадки, которую поставили на ремонт в театре «Планета КВН». Сезон открыли премьерой спектакля «Человек из ресторана», в главной роли – Константин Райкин. Историю о бедном служащем дорогого ресторана поставил молодой режиссер Егор Перегудов, до того ставивший почти исключительно в «Современнике». За основу он взял одноименную повесть Ивана Шмелева, написанную в 1911 году. Несмотря на то, что с момента ее создания прошел целый век, сегодня она очень даже актуальна. В постановке задействовано больше 40 актеров, но, конечно, все внимание приковано к худруку «Сатирикона» Константину Райкину. Корреспондент «МИР 24» Александра Корчагина увидела спектакль одной из первых. Ресторан. Роскошно одетые господа и дамы обращаются ко всем официантам одинаково – «человек». Они буквально сорят деньгами и нахально просят принести очередное дорогое блюдо. Но официант Егор Скороходов купюры не подбирает. Он, конечно, беден, но живет с достоинством. Все до последней копейки вернет хозяину.
«Что такое маленький человек? Это просто, по-моему, социально маленький, а он, по-моему, прекрасный замечательный человек, который удержался от гадости и подлости, находясь в таком гнезде искушений. Он профессионал, он обслуживает подлецов, мерзавцев, людей хороших или там нейтральных, или которые и подлецы, и хорошие по дням недели. Все едят, и он их обслуживает очень профессионально, а внутри оценивает и держится, у него есть свои критерии, свои непереходимые барьеры», – говорит народный артист России Константин Райкин. Действие происходит в 1905 году. За три часа у зрителей на глазах рушится жизнь человека. Тот самый официант Егор Скороходов потерял любимую жену, сын уходит из дома, а дочь влюбляется в прохиндея и бросает несчастного отца одного. Никому нет до него дела, до этого незаметного человека из ресторана. Повесть Ивана Шмелева, написанная столетие назад, в театре никогда не ставилась. Специфический текст, сложно было перенести на сцену. Но режиссера Егора Перегудова трудности не напугали.
«Я эту историю очень давно хотел сделать, но не мог писать композицию, пока не знал, кто будет играть. Когда Константин Аркадьевич сказал, что ему это интересно, только тогда я начал работать над композицией. И композиция складывалась из композиции того артиста, который будет это играть, исходя из того театра, в котором это будет происходить. Это очень сильно влияет на историю и на то, каким способом она будет рассказываться», – поясняет режиссер Егор Перегудов. Как рассказал режиссер, главный посыл произведения – зрители должны задуматься о таких простых, но забытых в наше время вещах как благородство и доброта. Спектакль стал первой премьерой сезона в «Сатириконе», которая состоялась не на родной сцене, а на площадке «Планеты КВН». Как сказал худрук театра Константин Райкин, играть было не просто, но привыкать надо. Ведь пока идет ремонт в основном здании на Шереметьевской улице, все постановки будут проходить именно здесь.
Высокая кухня Константин Райкин сыграл "Человека из ресторана" Текст: Ирина Корнеева
Фото: Михаил Гутерман
Сегодня благополучно существует критическая масса спектаклей, где человек в принципе театру уже не интересен. И публика отвечает такому театру взаимностью, но ситуацию это кардинально не меняет: никто не ведет публичный счет напрасно потраченным вечерам, холодным и безвкусным.
С выходом "Человека из ресторана" по Ивану Шмелеву в "Сатириконе" в режиссуре Егора Перегудова зрителей можно поздравить: одной театральной редкостью в Москве стало больше. Пополнились ряды постановок, в которых частные горести и отдельно взятые радости не подавляются эстетическими сложноподчиненными конструкциями и не затмеваются глобальностью роли личности в истории. Во-первых, потому что таковой - роли - и не всегда предполагается, а во-вторых, личное становится драгоценным само по себе. Так бывает на сломе эпох. Мир вокруг вот-вот обрушится, и значение приобретают частности, на которые в другие времена и внимания-то не обратишь.
В предшественнике спектакля - немом фильме Якова Протазанова 1927 года человека из ресторана - официанта Скороходова - играл Михаил Чехов. И в его взгляде сосредотачивалась вся трагедия человека, у которого красивая жизнь с белыми залами, зеркалами и солидной публикой на мучительных контрастах чередовалась с домашними бедами и несчастьями: дочь попала в содержанки, сын, не окончив гимназии, ушел в революционное подполье, с местом в ресторане из-за неблагонадежности отпрыска отказали... Очевидно, что это дореволюционное произведение Шмелева привлекло внимание Константина Райкина не только богатством психологических красок в главной роли и наличием практически безграничных актерских возможностей в технике театральной школы Михаила Чехова - играть там действительно есть что. Актуальность "Человека из ресторана" - одного из ранних произведений Шмелева - сегодня поразительна.
Что это - закон повторяющейся на рубеже веков истории, или признаки неменяющейся со временем психологии русского человека? Молодой режиссер Егор Перегудов исследует этот вопрос максимально педантично, и с охватом массовой аудитории. В его спектакле под сорок исполнителей, не считая оркестрантов дамского ресторанного оркестра. Во времена Шмелева в такой принимали барышень самого строгого поведения, кончивших консерваторию. В "Сатириконе" их нравы изучали самым тщательнейшим образом. Так же как и правила дореволюционного ресторанного этикета, пригласив специалиста обучить труппу и только после того зазвав зрителей "к столу".
Спектакль получился очень сочный. Наполненный не только большими страстями, кипящими в душе маленького человека - лакея по профессии, но никак не по образу жизни. "Человек из ресторана" в том числе соткан из ароматов высокой кухни, благозвучия ресторанных шумов, хрустального звона бокалов и прозрачной бледности фарфоровых тарелок. А Константин Райкин и Денис Суханов (примеривший на себя сразу несколько ролей) точно и не сыграли его - а выплеснули из себя все, что накопилось, что рвалось из души наружу. Как спешат поскорее выговориться, чтобы хоть немного полегчало. Забыв о существовании четвертой стены и нарушив все ее законы: главный фокус спектакля заключался в том, что задник декорации в какой-то момент становится подвижным, начинает перемещаться и буквально выталкивает человека со сцены, "из ресторана", на человека в зрительном зале. Ведь давно уже пора было обратить внимание на его существование. И не только в радиусе действия "Сатирикона".
Быть человеком В "Сатириконе" поставили дореволюционную повесть Ивана Шмелева Елизавета Авдошина
Шаржированные персонажи в «Человеке из ресторана». Фото предоставлено пресс-службой театра «Сатирикон»
«Человек из ресторана» – одно из первых произведений, с которым Шмелев вошел в большую литературу. Социальная, на первый взгляд, драма, в которой просвечивает попеременно то чеховская, то горьковская интонация, где впервые задолго до романов «Богомолье» и «Лето Господне» звучит слово о силе Бога внутри человеческой души.
В главной роли бедного слуги, официанта из ресторана на фоне нарождающейся революции – Константин Райкин. Его герой Скороходов рассказывает историю своих несчастий, а на деле – сказ о хождении по мукам.
Молодым режиссером Егором Перегудовым, учеником Сергея Женовача и штатным постановщиком «Современника», спектакль старательно скроен, наполнен жизнью, но, увы, – жизнью «театральной».
Актеры в спектакле играют по нескольку эпизодических ролей сразу – переоблачаясь и перевоплощаясь в героев «проходных», но колоритных, создающих фон жизни. Где звон тарелок и шум разговоров из ресторана вечно преследует Скороходова, напоминая о его маленькой роли в этом мире.
Денис Суханов блистательно отыгрывает шаржированных персонажей – сходящего с ума, всклоченного и почерневшего от пьянства Кривого (будто родом из горьковской ночлежки), Скороходова квартиранта, что, ощерясь, бросает: «Я вам поставлю на вид политический разговор» (а дело перед первой русской революцией 1905-го) – с последующим обвинением: «Вы оскорбили мое патриотическое настроение». А затем директора училища – прегадливого чиновника с полоумной улыбкой, заячьим прикусом и сальными волосами на пробор, демагогически разглагольствующего и опытным криком давящего пристыженного просителя.
Этюдность спектакля создает антураж карусели жизни (эта метафора зримо воплощена в живой круговерти лиц на сцене), в чьем и напористом хаотическом вихре вертится и носится главный герой. Спектакль не бьет сценической правдой и не притягивает исторической достоверностью, несмотря на костюмы, созданные по документальным фотографическим образам начала века, и принципиальное желание режиссера не осовременивать материал насильно – когда словно забываешь, что сидишь здесь, в зале, совсем в другом времени и пространстве. Это чувство настоящей неподдельной жизни на несколько минут приходит только тогда, когда Константин Райкин выходит на авансцену, и зал, конечно, замирает до оглушающей тишины, видя слезы, стоящие в его глазах, и что-то щемит внутри, когда он, как и всегда, на грани трагикомедии, одиноко играет почти физически раздираемого противоречиями маленького человека...
Моносцены в исполнении Райкина – это театр одного актера. Скороходов находит оброненные кутилами в ресторане денежные купюры. Рассматривает, пересчитывает. Быстро прячет в карман. Тут же выбрасывает обратно на стол. Пауза. Опять украдкой поглядывает на них. Превозмогая себя, зажимает в кулаке (хотел же копить на собственный домик, и тут такой случай!). Начинает судорожно засовывать в ботинок. Пришибленно идет, прихрамывая. Горькая гримаса нутряного страдания и отчаяния искажает лицо, ведь жизнь «без соринки» – единственное, что осталось за душой, так взять или не взять? Вытряхивает из ботинка, торопясь, чтобы не увидели, перекладывает под рубашку, но тут же выдирает пачку и оттуда, будто она жжется и пачкается.
Райкин играет не только и не столько выведенный Шмелевым феномен сознания человека, вырывающегося из своей социальной среды духом и помыслом – в чаду искушений, предательств, обвинений, несущий свой крест благородно и даже мученически. Особо трогает моментами его вторая и главная ипостась – роль его отца. Мать, жена Скороходова Луша, на сцене так и не появляется, лишь издалека стучит ее швейная машинка. История нескольких лет жизни Скороходова – это история его метаний между сыном и дочерью в безнадежных стараниях устроить их судьбу, заранее спасти их благополучие, вывести в люди.
И христианское смирение перед их циничным развенчанием жизни родителя: «Ты, – говорит, – кланяешься всякому прохвосту и хаму. Пятки им лижешь за полтинники. А?! А ведь он и вырос-то на эти полтинники, которые я получал за все – и за поклоны, и за услужения. И брюки на нем шились за эти полтинники, и курточки, и книги куплены. Вот что значит, что он ничего не знал из жизни! Посмотрел бы он, как кланяются и лижут пятки, и даже не за полтинник, а из высших соображений! Я-то всего повидал».
Но сына-таки упекают за политическую неблагонадежность, а дочь приживает ребенка от обольстителя.
Тема безусловной родительской любви вызывает в памяти другой спектакль «Сатирикона». «Король Лир», поставленный почти 10 лет назад, но игравшийся в театре до последнего времени. В том спектакле Юрий Бутусов настолько очеловечил Лира, что финал был страшен именно безумной трагедией отца, потерявшего дочерей. Пластическая немая сцена, где Лир–Райкин метался, как загнанный зверь, между опадающими, словно стебли цветов, телами актрис, возвращая их в прежнее статичное положение, будто по-детски наивно желая остановить необратимость, – до сих пор стоит в глазах.
«Человек из ресторана» – спектакль нарочито простой и реалистичный. Без модернистской изысканности (даром что время действия – начало века), с шутливой карикатурностью отрицательных персонажей, легким юмором, в нужный момент ослабляющим напряжение того возвышающего страдания, по которому последовательно восходит герой на пути к своему пониманию смысла жизни. И после спектакля вдруг «покажется (Корней Чуковский – Шмелеву, 1911), что тебя кто-то за что-то простил, приласкал».
Райкин стал человеком из ресторана Премьера «Сатирикона»: взгляд в перевернутый бинокль
Егор Перегудов, приглашенный в «Сатирикон» с повестью Ивана Шмелева «Человек из ресторана», новым спектаклем, на мой взгляд, укрепил свою программу театрального дела.
Странно бывает, каким аршином время меряет выдержанную литературу: одно относя к свежим, острым высказываниям, другое словно бы отправляя в дальний чулан. Шмелев, трижды номинировавшийся на Нобелевскую премию и ни разу ее не получивший, серьезный, трагичный и одновременно просветленный русский прозаик, сегодня вовсе не кажется идущим к месту и времени, и однако театр выбирает именно его — как в перевернутый бинокль, рассматривая дальнюю перспективу все той же человеческой участи.
АВТОР. «Человек из ресторана» написан сто пять лет назад еще молодым Шмелевым. Автор, как он признавался Корнею Чуковскому, «боялся, что чадом и гарью кухонной и грязцой невидной запахнет от повести, и отвернутся, зажимая нос, те, что любят запахи более тонкие». Но он ошибся: повесть сделала его известным, вывела в первый ряд: строя литературную биографию, вспоминали Лескова и Достоевского.
Фон «Человека из ресторана» — первая русская революция, стержень — драма отца, теряющего в стремительных перекатах времени детей и опоры. Иван Шмелев выбрал в герои человека «невидного, скорбного, косноязычного», в котором за звоном рюмок, криками гуляк, разгулом ресторанного оркестра, среди мусора и объедков живет и звучит не заглушенным что-то робкое, сокровенное…
Будущий автор «Солнца мертвых» и «Лета Господня», кажется, единственный из русских писателей, кто получил от духовного отца благословение на литературу, кто трижды номинировался на Нобелевку и ни разу ее не обрел, еще не знавший кровавой трагедии Крыма и расстрела сына, еще не принявший опыта эмиграции, странным образом в «Человеке из ресторана» создал пророчество о самом себе.
Свою вещь он писал не только для образованного сословия, а и для «тех, кто на кладбищах может выплясывать под гармошку». Его грызла тревога грядущего, он хотел нарушить спокойствие тех, кто не слышал подземного гула приближающейся революции, и вот он ударил — нет, не в колокол, в колокольчик, вызывающий лакея, — и на свет явился Яков Скороходов.
АКТЕР. Почему Константин Райкин после ролей Ричарда и Лира, после трудной партии в «Записках из подполья» («Вечер с Достоевским») выбрал роль официанта Скороходова, можно догадаться: совсем другая палитра оттенков и задач. И к тому же — послание времени, в ХХI столетии топчущем маленького человека так же, а то и жесточе, чем век назад.
Была ли ему дополнительным вызовом игра Михаила Чехова в старом фильме Протазанова? Возможно. Чехов, как никто, будоражит воображение и азарт больших артистов.
Герой Райкина — «невидимый» человек, рядом с которым на сцене невидимо же возникают предшественники: Макар Девушкин, Самсон Вырин. Он им брат — и «Бедным людям», и «Станционному смотрителю». Не только потому, что шмелевская проза всем строем соприродна великой литературе, — еще и потому, что «человек униженный» на русской почве именно такой: тихий, смиренный, незаметный, вдруг вырастающий во весь огромный душевный рост
…Сцена, в которой Яков подберет 500 рублей, оброненных нахрапистыми купцами, и не сможет их оставить, сыграна «на пуантах» — в испарине ужаса от самого себя, в муках борьбы соблазна и совести. Он запихивает деньги под рубашку, она начинает топорщиться, будто спереди вырастает горб, он ногами загребает к выходу, но нет, не идут ноги. И возвращая в наглую лапу деньги, Яков словно бы наполняется кислородом, уходит горестно, но легко. Тогда возникнет торговец валенками («теплым товаром») и спасет его мальчика, загнанного беглеца, спрячет, укроет: заслужил Яков у Бога.
Перед нами почти моноспектакль: густонаселенная сцена выстроена вокруг главного героя. Молодые артисты Дарья Урсуляк (Наташа) и Артур Мухамадияров (Коленька) — честно партнерствуют с учителем и премьером. Герой Райкина — наблюдаюдает сокрушенными глазами грязноватый ход жизни, но остается чистым. И речь его, мусорная, социально окрашенная («слушаюсь» и «сей минут-с»… «не извольте беспокоиться») — ритуальная речь официанта, халдея, сказали бы сегодня, толчками выносит на поверхность спрятанную боль. Этот официант, смиренный обстоятельствами (сына гонят из гимназии, дочь ушла из дому и живет невенчанной), остается хранителем правил, он не переступит ни достоинства своего, ни заповедей.
Райкин играет замечательно, иначе он не умеет, но все же временами вязнет в ткани первого акта. Конечно, зрителя примирят со всеми длиннотами 5—7 минут его исключительной игры во втором акте, гениального ведения темы тихого человеческого самостояния, но до них, этих взлетов, еще надо дожить…
— …я ничего, ничего! — скажет Яков, все в том же лакейском сюртуке, выбравшийся из-под обломков сокрушившей его перемены, — и многое прозвучит в этой фразе, брошенной в сытый и прогорклый воздух все того же ресторана…
РЕЖИССЕР. Само намерение подробно разбираться с малыми событиями жизни, исследовать, как время мимоходом крушит судьбы и что позволяет людям выстоять, — вызывает уважение. Несколько работ в «Современнике» плюс нынешняя премьера складывают картину режиссерского интереса к человеку, не главному ни в какой системе — ни социальной, ни исторической. Можно было бы сказать — банальному, если б героев перегудовских опытов не отличала сильная, ярко живущая душа. Словом, режиссерские намерения выглядят достойными, по нашим временам это существенно. Как и Шмелеву, Перегудову здесь важна не социальная картинка, не физиология среды, а стройно ли звучит внутренний оркестр человека.
Как и Сергея Женовача, его учителя, Перегудова, похоже, волнует больше проза, чем пьеса. Но не стоит режиссерам писать инсценировки, что ни говори о единстве постановочного видения, — для этой цели существуют люди со специальными умениями. Нетеатральность шмелевской прозы накладывается на некоторую тяжеловесность инсценировки и начинает сопротивляться сцене.
И вот над чем точно стоит подумать, так это над принципами самосокращения. Перегудов уже стал известен в узких кругах неуступчивостью; но режиссерское упрямство в этом случае работает не на уточнение замысла, а против него.
…Из давней традиции сожаления, уже штатного, о маленьком человеке Перегудов стремится вытащить сегодняшнее жгучее чувство. И сына отняли, и дочь сбилась с пути, и жена умерла, и со службы гонят… Убыль тепла, убыль радости: надвигаются гороховые стены, выстроенные сценографом Владимиром Арефьевым, теснят героя, сокращают пространство до узкой полоски просцениума. «Из человеческих костей наварят клею — для будущего, из крови настряпают «кубиков» для бульона… Раздолье теперь старьевщикам, обновителям жизни. Возят они по ней железными крюками», — снова пророчески напишет Шмелев уже много позже, и вся глухая тоска спектакля, впаянная в стены, герметичным углом сходящиеся на сцене, отзовется этому прогнозу.
N.B. Спектакль, о котором я пишу, еще не родился — возможно, это произойдет на сцене «Сатирикона» через восемь—десять представлений. Сегодня это длинное, три с лишним часа, действо, и протяженность его не в хронометраже — в мучительно замедленном ритме, неуверенности молодых актеров, не абсолютном владении пространством самого Райкина. Надеюсь, это пройдет. И тогда возникнет драматическое высказывание, глубокое и серьезное.
...В Сатириконе, как всегда, Райкин - центральная фигура, талант, мэтр и все такое:))), но команда наступает корифею на пятки:))) Не знаю, зачем нужен такой спектакль из дореволюционной эпохи, лучше уж почитать Шмелёва:))) "Человек из ресторана" -обычный официант ...Посетители в мехах, деньги, деньги... Все равно сейчас это всё мелко.. При современном накале страстей в мире это смотрится странно, по меньшей мере. Ну, у Райкина юбилей - 65 лет. На поклоне все суровые - и зрители в зале, и артисты на сцене...
В «Сатириконе» поставили спектакль по повести Ивана Шмелева с Константином Райкиным в главной роли. Шикарный ресторан начала XX века «открыли» не на родной сцене «Сатирикона» (здание начали реконструировать), а неподалеку — в театре «Планета КВН». Посвятили премьеру юбилею худрука — Константина Райкина, отмечающего этой работой 65-летие.
Раннее (1911 год) произведение Ивана Шмелева сегодня менее известно, чем «Богомолье» и «Лето Господне». Всеобщим вниманием история об официанте не была избалована: немой фильм 1927 года с Михаилом Чеховым, в нынешнем столетии — недолгая жизнь антрепризной постановки с Виктором Сухоруковым и спектакля в Омске. Так что «сатириконовцы», можно сказать, реинкарнировали полузабытый текст.
«Человек из ресторана» Инициатор постановки Егор Перегудов верен основам старого доброго театра, без устали поносимого записными постмодернистами. Cклонный к педантизму молодой режиссер старательно «выписал» свое сочинение почерком отличника-эрудита. Кропотливо трудился над архивом Шмелева в «Ленинке», изучал историю, переводил повествовательные конструкции в сценическую речь. Типовых ошибок избежать не удалось: очарованный богатством шмелевского сказа, Перегудов как автор композиции перегрузил действие чтецким материалом. Сложноподчиненные словесные глыбы утяжелили рассказ главного героя — официанта Скороходова.
Дом Скороходова похож на коммуналку, все запутано в семье: сын втягивается в политические распри и попадает в тюрьму, дочь влюбляется в афериста и остается с ребенком на руках. Нужда заставляет хозяев потесниться, пустить жильцов. Удары следуют один за другим. Жена умирает, дети уходят, сам хозяин теряет место в ресторане… Не всякий выдержит. Но Константин Райкин наделил своего героя неизъяснимой силой стойко переносить испытания. По ресторанному залу его герой плывет танцующей походкой с такой цирковой ловкостью, что поднос кажется приклеенным к кончикам пальцев. А дома — изнуряющий быт и непонимание. Пощечиной звучат слова сына: «Ты кланяешься всякому прохвосту и хаму... Пятки им лижешь за полтинники!» Но ведь на эти полтиннички, — недоумевает герой Райкина, — и еда покупалась, и одежда шилась, и гимназия оплачивалась. Простодушные и многословные самооправдания льются потоком, однако убедить не способны, и только совершенная актерская органика Райкина примиряет с ними.
Лучшие сцены спектакля — те, где слова не произносятся, а играются. Действуют не рассуждения о нравственном выборе, а тонко проработанные поведенческие мотивы. Например, мотив искушения. Скороходов находит в опустевшем ресторане потерянные богачом деньги — сумму, способную избавить его нищеты. Желание забрать банкноты (все равно никто не узнает, да и кутила не вспомнит, где потратился) сменяется боязнью греха — ведь жизнь пока прожита «без соринки». Пачка купюр отправляется в карман, тут же возвращается на место, потом прячется за пазуху и извлекается оттуда, как горсть раскаленных углей. Наконец, находит свое пристанище в ботинке, однако его владелец тут же начинает мучительно хромать. Образ «маленького человека» русской литературы обретает в спектакле острый нерв и точный смысл. Герой не рефлектирует, не осмысляет повороты собственной судьбы. Страдания воспринимаются им безропотно.
Роль Скороходова — крепкий остов спектакля, на который «нанизываются» этюды-зарисовки, следующие один за другим с опасной для театра скоростью. Стремительный темпоритм не дает возможности проработать каждую сцену, отметить в ней зачин, развитие, кульминацию. В трехчасовой спектакль собраны служащие ресторана и его посетители, музыканты оркестра и купцы, офицеры и женщины вольного поведения. Режиссер одержим желанием объять необъятное и представить всех: кокетливых дам высшего света, почтенных старцев, не жалеющих денег на наслаждения, участников пьяных оргий без степеней и отличий. На сцене около полусотни действующих лиц, за кривляньем иных нет времени проследить, другие отпечатываются в зрительской памяти шаржами и карикатурами. В пестром ансамбле не теряются колоритный цирюльник Алексея Якубова, чьи отношения со Скороходовым детально выстроены, три характерных персонажа, ювелирно сыгранные Денисом Сухановым, и нервный, запутавшийся мальчик — сын Коленька в исполнении Артура Мухамадиярова.
Территория этой разношерстной жизни «огорожена» двумя расположенными под углом стенами с глазницами дверных проемов. Здесь теснятся мрачные каморки, и отсюда же открывается огромное пространство шумного ресторана, где столики с белоснежными скатертями убегают вглубь, высвобождая место для изысканного дамского оркестрика. Когда сцена погружается во мрак, стены приходят в движение, наступают на зрителя, словно Скороходова выдавливают не только из ресторана, но и из жизни. Художник Владимир Арефьев использовал в спектакле исторические детали, композитор Петр Айду не только сверял музыкальную партитуру с мелодикой начала ХХ века, но и наполнил ее телефонными звонками, смехом разомлевших повес, звоном бокалов, постукиванием столовых приборов о нежный фарфор.
В финале постаревший Скороходов возвращается на работу в ресторан, дома в колыбельке покачивается внучка Юлька, вечерами можно мечтать о ее будущем и ждать известий от сына. Жизнь продолжается, и она драгоценна, как бы ни виляла судьба.
Юбилейная премьера Константина Райкина не вписывается в модные тренды современного театра, щеголяющего актуализациями текста и забывающего рассмотреть человека, без которого любые поиски новых форм теряют смысл. «Добрые-то люди имеют внутри себя силу от Господа!» — восклицает шмелевский человек устами Райкина. Тут не только про правду жизни. Про правду театра тоже.
кому на Руси служить хорошо: "Человек из ресторана" И.Шмелева в "Сатириконе", реж. Егор Перегудов
Для Константина Райкина роль Якова Скороходова - сколь неожиданная, столь и необходимая: за последние годы он (имея в силу своего статуса возможность, конечно, выбирать практически любой материал и любые роли) неизменно воплощал на сцене образы сверхчеловеческого масштаба, типажи сильные, маниакальные, демонические, да и авторы шли один за другим соответствующего уровня - Шекспир, Пушкин, Достоевский. Иван Шмелев, хотя его сейчас и стараются искусственно продвигать по православной линии - прозаик в исторической ретроспективе значительный, но не самый крупный среди глыб-современников, особенно что касается его дореволюционного творчества, которое и при жизни автора пребывало в тени Бунина, Горького, даже Куприна (и это если брать лишь реалистов, кучковавшихся вокруг "Среды", при том что реализм в искусстве 1900-10-х годов явление скорее маргинальное), а в послевоенные годы отношение к нему даже в свободном мире оставалось двойственным, поскольку Шмелев, как водится у православных, в 1930-40-е годы открыто работал на нацистов, подобно сегодняшним православным находя в фашизме панацею от "западной бездуховности". Между тем при всей кажущейся невыигрышности прозы Шмелева это далеко не первая попытка ее освоить - не вспоминая уже о давнем, немом фильме Протазанова 1927 года с Михаилом Чеховым в главной роли, достаточно упомянуть незадавшуюся, но запомнившуюся как раз своей беспомощностью антрепризную постановку, где роль Скороходова сыграл Виктор Сухоруков:
Понятно, что спектакль Егора Перегудова в сценографии Владимира Арефьева, который сейчас выпущен "Сатириконом" на сцене т.н. "Планеты КВН" (мне тогда уж проще по старой памяти называть это помещение кинотеатром "Гавана", куда я, бывало, часто ходил в прежние годы), несравним с антрепризой середины 2000-х. Пространство строгое и стильное, в строгом ЧБ с доминированием серого по нынешней театральной моде и как на фотографиях столетней давности; две стены с проемами создают треугольную выгородку, а во втором акте приходят в движение и порой оттесняют героя на самый край авансцены, словно зажимая его тисками; внутри выгородки - минимальная меблировка, обозначающая домашний быт героя, а его "профессиональный" обиход, ресторанные столики, вынесены за порталы и заполоняют площадку только в самом финале. В этом динамичном, постоянно меняющим конфигурацию пространстве и мечется "человек из ресторана", а проще сказать, ресторанный лакей Яков Скороходов, безуспешно, но очень старательно пытаясь приспособиться к постоянно изменяющимся жизненным обстоятельствам.
Сценическая композиция Егора Перегудова не вполне стройна, местами сумбурна, хотя, во-первых, многие ее минусы в значительной степени обусловлены качеством (далеко не первосортным) прозы-первоисточника, а во-вторых, искупаются, нередко с лихвой, подробной, умелой, умной перегудовской режиссурой. Отдельное достоинство постановки - отсутствие всяческих спекуляций на православной атрибутике, столь модных и общераспространенных ныне и без особого повода, а Шмелев, надо признать, повод к тому подает ("черная иконка" и т.п.) Центральная и наиболее подробно прописанная в инсценировке сюжетная линия связана с взаимоотношениями Скороходова и его сына Николая: устроенный усилиями (и не обошлось без унижений) отца в реальное училище, Коленька оттуда вылетает, ответив на оскорбление педагога, прилюдно назвавшего его негодяем; затем дружба с революционерами-подпольщиками, снимающими у Скороходовых комнату, приводит и самого Николая сначала в ссылку, а затем и под суд, откуда ему чудом удается бежать. Получив от сына-беглеца тайную весточку, умирает от паралича сердца больная мать, жена Скороходова Луша. Дочь Наташа (ее история в основном приходится на второй акт спектакля и она более скупая, где-то и куцая) тем временем поступает кассиршей в магазин, где становится сожительницей управляющего, а тот изменяет ей, уже беременной, жениться не собирается, да еще требует, чтоб Наташа добыла у отца денег на покрытие его растраты - Наташа и ее новорожденная дочь остается без мужа, возвращаясь к отцу. Помимо семьи Скороходовых (Николай - Артур Мухамадияров, Наташа - Дарья Урсуляк, жена Луша символично остается персонажем внесценическим и присутствует только в исповедальных монологах Скороходова) важное место в сюжете занимают их жильцы. Первый - юродствующий подонок Кривой угрожает доносами, а после его самоубийства Скороходовым докучают следователи - Кривого смачно играет, доводя гротеск почти до клоунады (что в целом для тона спектакля Перегудова нехарактерно) Денис Суханов, и он же в аналогичном ключе выступает за директора училища, исключающего Коленьку, а в совсем ином, и здесь он почти неузнаваем - в образе "душевного человека" Ивана Афанасьевича, оказывающего герою помощь после пережитых Скороходовым трудностей и психических травм. Второй жилец Скороходовых - музыкант-трубач Черепахин (я видел в этой роли Александра Гунькина, в очередь с ним выходит Владимир Большов), отвязный, но беззлобный типчик, к финалу слетающий с катушек и попадающий в сумасшедший дом (стоит иметь в виду, что образ трубача вообще в литературе и драматургии 20-го века возникает постоянно как намек на апокалиптическое предвестие). Плюс парочка квартирующих в освободившейся после смерти Кривого комнате революционеров, выдающих себя за сожителей, на самом деле - брата с сестрой. И, конечно, Кирилл Саверьяныч, приятель-парикмахер Скороходова в исполнении Алексея Якубова - ничтожный трус и приспособленец.
Впрочем, трусом и приспособленцем легко, если оставить в стороне неизбежное человеческое сочувствие несчастьям героя, назвать и самого Скороходова. В самом заглавии у Шмелева заложен значимый лексико-семантический парадокс, сегодня, сто лет спустя, не вполне очевидный. "Человек", как еще в самом начале 20-го века заявил устами персонажа "На дне" Горький, "это звучит гордо" (1902), и бездарная, но пафосная и программная поэма "Человек" Горьким уже была написана (1904), когда Шмелев опубликовал своего "Человека из ресторана" (1911). Но при этом по-прежнему сохранялось обращение "человек" как обезличивающий, уравнивающий в статусе любую обслугу эвфемизм, обращение, лишенное не только конкретного имени, но также всяких иных личностных характеристик, зато обозначающее не столько даже род занятий, сколько социальный статус объекта, его подчиненное, "холуйское" положение. Человек в этом значении - холуй, хотя, может быть, и звучит гордо. Позднее Самуил Маршак иронично обыгрывал многозначность слова "люди" из дореволюционного лексикона в своем незабвенном стихотворении "Быль-небылица" ("Разговор в парадном подъезде"):
Хоть нашу братию подчас Людьми не признавали, Но почему-то только нас Людьми и называли
Егор Перегудов не предпринимает лексикологических изысканий непосредственно внутри спектакля, но, вероятно, не прошел мимо них в процессе репетиционной работы, сама эта двойственная суть природы главного персонажа режиссером уловлена и проанализирована, "просканирована" тонко и четко, и так же мощно сыграна Райкиным. При том что актерская мощь здесь работает на слабость персонажа. Старый торговец валенками, который помог скрыться от полицейского преследования бежавшему из под суда Николаю Яковлевичу, толкует о силе добра, и будто бы Скороходову открывается эта сила, но так и остается для него фактором внешним. При первой возможности герой снова возвращается к лакейству, в прямом и переносном смысле, поступает опять в тот же ресторан, откуда его погнали, обслуживает всевозможных мерзавцев, не исключая и проходимца, бросившего его родную дочь с новорожденной. Надлом, конечно, остался, но и лакейской сущности не убыло - безнадежно, стало быть: как жизнь ни учила, как ни била - а и служить рад, и прислуживаться не тошно.
"И если Гордость в нем не возмутится, страх Смерти властно гонит Человека в темницу Веры, Любовь, победно улыбаясь, влечет его в свои объятья, скрывая в громких обещаньях счастья печальное бессилье быть свободной и жадный деспотизм инстинкта... И, облаку заразному подобна, гнилая Пошлость, подлой Скуки дочь, со всех сторон ползет на Человека, окутывая едкой серой пылью и мозг его, и сердце, и глаза. И Человек теряет сам себя, перерожденный слабостью своею в животное без Гордости и Мысли..." В отличие от сочинителя поэмы "Человек", своего на ранних этапах друга и покровителя Горького, православный (не было бы сильным преувеличением сказать - черносотенный) литератор Шмелев толкует, что, дескать, "добрые-то люди имеют внутри себя силу от Господа!" Но Яков Скороходов - тоже, вроде, добрый человек, а какой слабый! Постоянный, на каждом шагу, по всякому поводу компромисс - с законом, с приличиями, с собственной совестью - делает его отчасти трогательным, но в его большей степени жалким, и приводит к банкротству по всем статьям, от предпринимательской (по совету приятеля-парикмахера Яков пробовал вкладывать сбережения в ценные бумаги и прогорел) до отцовской (сын в бегах неизвестно где, дочь незамужняя с младенцем).
Необыкновенно точно, емкая, и вместе с тем простая, без вычур, метафора, в которой - весь характер персонажа: решив сэкономить, накопить, отложить, Скороходов берет из сахарницы по кусочку сахар, и так же, по кусочку, складывает назад, каждый кусок словно отсчитывая отдельно, прикидывая, достаточно ли экономии, и все мало, а потом, отхлебнув несладкого чая, бухает в стакан сахар без счету: сэкономлю, мол, лучше на папиросах, буду курить только то, что на столах забывают. Этюдная сценка с чаем и сахаром своеобразно "рифмуется" с одной из драматических кульминаций спектакля, когда Скороходов находит в ресторане потерянные сибиряками-кутилами 500 рублей, замышляет их присвоить, но они буквально "горят" у него в карманах и за пазухой, жгут ему и кожу, и душу (а засунет купюры в ботинок - так у него словно земля под ногами адским пламенем горит), в итоге он возвращает потерянные деньги, вместо сердечной благодарности получая от загулявших господ "пятерик" чаевых.
"Сатирикон" открывает новый сезон премьерой "Человек из ресторана"
Главную роль в постановке молодого режиссера Егора Перегудова исполнит Константин Райкин. Действие пьесы происходит в 1905 году, русско-японская война, первая русская революция.
МОСКВА, 21 окт — РИА Новости. Московский театр "Сатирикон" 21 октября открывает новый сезон премьерой — молодой режиссер Егор Перегудов поставил спектакль "Человек из ресторана" по одноименной повести Ивана Шмелева с Константином Райкиным в главной роли, сообщили РИА Новости в пресс-службе театра. "Человек из ресторана" — ранняя повесть русского писателя, публициста и православного мыслителя Шмелева, написанная автором и опубликованная в сборнике "Знание" в 1911 году. А в 1927 была экранизирована известным режиссером Яковом Протазановым. В главной роли выступил гениальный Михаил Чехов. В "Сатириконе" в спектакле Перегудова заглавную роль официанта Егора Скороходова играет народный артист РФ и художественный руководитель театра Константин Райкин. "Константин Аркадьевич пригласил меня на постановку, а я предложил повесть Шмелева "Человек из ресторана", — сказал РИА Новости Перегудов. — Мне близок этот автор, и я очень люблю прозу Шмелева. В отличие от его программных произведений, эта история более камерная и более сценичная. Моя задача была найти театральный язык для воплощения этого произведения в театре". По словам режиссера, при создании сценической композиции, были сделаны некоторые купюры, но главные персонажи все сохранены. "В отличие от Протазанова, который при создании фильма очень многое изменил в повести, мы шли за Шмелевым", — подчеркнул Перегудов. Время действия сохранено — это 1905 год, русско-японская война, первая русская революция. "Собственно, это история простого человека на фоне исторических событий, — сказал режиссер. — Егор Скороходов не очень понимает, что происходит, как и мы сегодня не очень понимаем, что происходит вокруг". Перегудов сделал подзаголовком спектакля такие слова: "Сказ о благородстве жизни". "Эти слова принадлежат самому Ивану Сергеевичу Шмелеву, — отметил режиссер. — Благородство — такое неудобное, непривычное и забытое слово. И вопрос, который задает Шмелев — Как жить благородно, по совести? Где такие люди? Где справедливость и правда?"
"Человек из ресторана", реж. Егор Перегудов, Сатирикон
Новый спектакль "Сатирикона", несмотря на практически толпу персонажей и актеров, получился моно-, соло-, бенефисом прекрасного актера, Артиста и Личности, Константина Райкина. Огромный объем текста, написанного сто лет назад, а потому подробного, неспешного, затейливого, Райкин выносит на себе мужественно, терпеливо, примерно и талантливо. Даром что руководитель театра, сам режиссер: его актерская послушность как дисциплина для себя и для других тренирует тех, кто заносчив с ним по роли. Сценическая композиция Егора Перегудова с подзаголовком «сказ о благородстве жизни» - так обозначено на сайте театра. Сказ как сказка. Исповедь маленького человека, лакея по сути, официанта по должности, не благородного по происхождению, но великодушного по поступкам, несмотря на все горести его судьбы, в нынешнее время выглядит сказкой.
Живет себе незлобивый, не гневливый человек Скороходов, отец семейства, жена Луша обозначена исключительно стуком швейной машинки, на которой она шьет халаты для больниц, в действии она не участвует вовсе. Оттого значимость Скороходова как отца возрастает до того самого соло, несмотря на его повышенную скромность, терпимость и видимое подобострастие. За 3 часа сценического времени Иван Шмелев, Егор Перегудов, Константин Райкин и компания рассказывают нам судьбу ресторанного Акакия Акакиевича, который поклонами да услужливостью клиентам заведения зарабатывает рубли для своих детей. Сын то защищает отца от унижения другими людьми, то сам снисходит до общения с ним, стыдясь того, что отец вынужден прислуживать хаму, чтобы устроить образование детям. Дочь-гимназистка поддается соблазнам взрослой жизни со всеми вытекающими. Театр сейчас увлечен темами острыми: политикой ("утром в газете, вечером в куплете"), религиозными спорами, скандальными событиями и сексуальными свободами. "Сатирикон" же в этот раз обратился к непопулярной нынче теме доброты душевной, смирения, терпимости к близким людям, к собственным детям. Не судите, да не судимы будете. Главный герой не подставляет левую щеку для удара, но и правую не прячет от зла, несправедливости жизни. У него своя борьба с соблазнами, в которой он одерживает победу - сцена, в которой герой Райкина находит крупную сумму, прячет её то в карман, то в ботинок, то за пазуху, берет за сердце: он понимает, что для потерявшего эти деньги - ерунда, что пойдут они на пустое, а ему-то в самый раз. Но порядочность побеждает. "У добра есть силы" - так сказал ему старец, что спас сына Скороходова. Так оно и оказывается. И для Скороходова. И для меня. Потому что это правда - у добра да у любви сил немеряно.
«На фоне бойкой, играющей, внешней жизни, вернее, над этим фоном, хотел я дать жизнь незаметного человека... Понятно моё намерение – таких, как он, масса, и жизнь этой массы – жизнь действительная, укрытая фоном, по которому как бы под музыку порядка, чистоты, огней, гомона, суеты и "жизни кипучей" катит отражение времени... Идёт жизнь, гремит своей музыкой, комплексом довольства и радостей поверху, и укрыла фоном всё настоящее, что бьётся и творит её». (Иван Шмелёв, из письма М. Горькому от 22 декабря 1910 года)
Скороходовых таких сейчас мало встречается. Которых других унижают, да унизить их нельзя, потому что мимо них оскорбления пролетают. Раз реакции нет, то и унижение не получилось. Цель у человека велика: вырастить детей, тут ничто унизить-оскорбить не может, всё мельче выходит. Слушает, просит, кланяется, спины не жалея, благодарит.
А на него горе за горем: сына выгоняют из училища за дерзость, дочь "в подоле принесла". Да только отец, радости жизни не получающий, не судит, не наказывает негодных своих детей, через которых и работу потерял, и дом покинул.
Он любит детей той самой безусловной любовью, столь редкой в жизни, а уж среди отцов и подавно. Воздается ему за это - маленько, но честно, как он живет сам, совестливо и по-доброму. Так и не деньгами радость да счастье измеряется. Перед нами проходит человеческая жизнь - не яркая, маленькая, но очень логично прожитая.
Тщательная, до мелочей продуманная режиссура. Почти до занудства просчитанная: неброские, натуральных цветов прошлого века костюмы, созданные по фотографиям того времени; лаконичная сценография, незаметно меняющая пространство сцены; геометрически расчерченная партитура света, акцентирующего внимание в нужное время на нужном месте; профессиональный "дамский оркестр", создающий атмосферу предреволюционного российского ресторана; прекрасный вокал Альбины Юсуповой; даже есть специальный консультант по этикету, обучивший Райкина (!) обслуживать клиентов.
Нет ничего броского внешне, эффектного, потрясающего воображение. Спектакль пробирает наличием внутреннего, о чем мы забываем в суете буден, в привычке проявлять бойцовские качества, чтобы не задавили, не съели, чтобы отвоевать место в пространстве и выиграть в состоятельности-успешности.
Зал битком. Несмотря на повествовательность и потому некоторую монотонность действия, никто не ушел, торопясь домой, как будто людям захотелось напиться забытым с детства простеньким лимонадом.
Смотрела на одном дыхании, слушая голос Константина Райкина, впитывая проникновенность его таланта, искреннюю боль, которую он пережил вместе с героем и поделился с нами.
Какая личность, какой мощной харизмой обладает этот человек - гигант при небольшом росте. В контрасте с высоченным молодым актером Райкин выигрывает, несомненно: его жизненный опыт и безграничный, отточенный трудом талант делает его несравненным. Слезы Райкина-Скороходова бликовали даже в мой предпоследний ряд.
При том, короля делает свита. Каждый актер - а их 24 на сцене! - как инструмент в оркестре, без которого симфония не сложится.
У некоторых актеров - по несколько ролей. Суханов, Лежава - яркие, самобытные, перевоплощаются из образа в образ практически мгновенно. Безусловная удача у Алексея Якубова. Хороша в роли Наташи Дарья Урсуляк. Коленька - Артур Мухамадияров тоже понравился, видела его, похоже, впервые.
Спектакль, на мой взгляд, получился цельным, гармоничным, бережным, добрым. Не деятельно добрым, в смысле "добро должно быть с кулаками", а незаметно добрым, тихо живущим, как Скороходов. Теплый какой-то, ненавязчивый, неназидательный. Уважительный.
Когда на поклоны на сцену вышел Райкин, замкнув цепь актеров, зал встал. Актеры стояли на сцене и внимательно смотрели в зал. Казалось, что все мы - единый организм с душой.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 8
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума