Репетиции начались 24 ноября начались репетиции спектакля по пьесе Б.Шоу «Пигмалион». Ставит спектакль Константин Райкин. Сценограф Борис Валуев, художник по костюмам Алла Коженкова. Артисты: Максим Аверин, Денис Суханов, Григорий Сиятвинда, Агриппина Стеклова, Лика Нифонтова, Елизавета Мартинес Карденас, Елена Бутенко-Райкина, Марина Иванова и др. Премьера состоится в мае 2013 года.
Торжествующий хам в высшем свете- «Лондон Шоу» приспел вовремя. Не только потому, что пьеса знаменитого ирландца, названная «Пигмалион», вышла в «Сатириконе» в год своего столетия; и не потому, что она обозначила уровень, на котором сегодня обитает одна из самых ярких трупп столицы. Торжествующий хам в высшем свете
Близкая остроумцу-автору игра слов и смыслов заключена уже в наименовании премьеры. На взгляд постановщика и по совместительству худрука театра Константина Райкина востребованный. Именно в нем режиссер пытается осуществить давнюю грезу: соединить зажигательность эстрады с психологизмом и накалом драматического представления. История про вульгарную уличную продавщицу, сумевшую стать центром внимания и восхищения на великосветском приеме, чудится чрезвычайно актуальной сегодня, когда количество звезд в политике, на эстраде и в прочих сферах способно свести с ума любого астронома. С другой стороны, элита нынешнего общества представляет собой такую поразительную смесь раздутых и уязвленных самолюбий, горделивых невежд и претенциозного криминала, что набросать верный портрет – задача увлекательная. Тем более что роль профессора Хиггинса, которому удалось воспитать девицу с самого дна, дана Максиму Аверину, артисту, по популярности и гонорарам входящему в круг избранных в художественной среде. Узнаваемость актера, его обаяние дают дополнительный ракурс: именно таков высший свет, куда попадает героиня и хотели бы попасть тысячи ее сверстниц. Центр тяжести переносится с рассказа о пути Элизы наверх на демонстрацию этого самого верха, который подан в нескольких ракурсах. Прежде всего костюма, внешнего вида, манер, способа поведения; наконец, звучания речи, фонетики. Недаром Шоу гордился тем, что написал первую в мире «фонетическую пьесу». Придуманные Аллой Коженковой костюмы сочетаются с британской чопорностью и изысканностью, а у выходцев из низов царит безудержная безвкусица. Особенно блещет даже не Элиза, а ее папаша, для вящей демонстрации снимающий штаны и размахивающий ими как стягом. Впрочем, это уже второй ракурс – манер, где начинаются странные сдвиги. Тот же Дулитл у Дениса Суханова постоянно почесывается во всех местах и обо все предметы. Прием не очень вкусный (особенно, когда после разговора с ним чесотка нападает и на его собеседников), но наглядный. Допустим, и профессор может гоняться за Элизой с тяжелым альбомом в руках, поскольку он у автора эксцентричен. Но вот его друг-полковник, волею Сергея Громова тоже ведущий себя по-мальчишески, вызывает подозрение. Не говоря уже о миссис Хиггинс, которая у Агриппины Стекловой позволяет в присутствии гостей заниматься хозяйственными делами. Да и прочие светские персонажи, чье поведение призвано контрастировать с вульгарностью Элизы, не слишком стараются охранять свои устои, напротив – тщатся перенять ужасающие новинки. Театр слегка модернизировал давний перевод Мелковой, вставив словечки, которых в прежние века не существовало, зато сегодня какая-нибудь «хрень» в устах элегантной дамы звучит чрезвычайно доходчиво. И вот здесь рождаются неожиданные перевертыши спектакля. Беззвучен первый акт, в котором демонстрируются мастерство Хиггинса и его научный авторитет, и где дан драматургом головокружительный перепад между речью джентльменов и визгливыми хрипами уличной торговки. Поэтому становится очевидным, зачем понадобилась постановщику перекличка с немым кино, зачем идут большие сцены с преувеличенной по тогдашней экранной моде жестикуляцией. Второй немой эпизод становится символичным: тут даны фрагменты обучения Элизы – танцам, поведению за столом и прочее. Чем талантливее и изобретательнее исполнение, тем очевиднее дальний план, на котором звучание речи заменяется музыкой тапера. По мысли авторов спектакля отечественная элита не заслуживает к себе почтительного отношения. Более того, любой предприимчивый авантюрист способен вписаться в нее, даже вопреки правилам, которые установлены, но которые самими участниками великосветских игр не соблюдаются. Кульминацией спектакля и работы Альбины Юсуповой становится найденный героиней способ проникнуть на тот верх, куда путь ей закрыт. Она будет ассистенткой у коллеги-противника Хиггинса, ведь тот сам отметил незаурядные ее способности. Вот когда фонетика проявляет свою силу, в голосе героини появляются ноты жестокие, но и торжествующие. Бессердечность по отношению к ней дала ей право на столь безудержный ее эгоизм. Если в гонке за комфортом нужно не благородство, а его имитация, – ей ли уступать первенство.
Пьеса Бернарда Шоу, которую поставил в "Сатириконе" его художественный руководитель Константин Райкин, называется "Пигмалион", но театр переименовал ее в "Лондон Шоу". И действительно, в самом начале спектакля на черных панелях зрители видят фотографии с видами Темзы, Биг-Бена, Тауэра (художник Борис Валуев). Пожалуй, больше ничего сугубо лондонского в постановке нет.
Зато есть многое от традиции театра миниатюр Аркадия Райкина, эстетическим правопреемником которого является нынешний "Сатирикон". Здесь мгновенное перевоплощение, быстрые эффектные смены масок важнее психологического переживания и тонких нюансов взаимоотношений персонажей. Индивидуальные черты преподносятся через типические.
Понятно, что за спиной Аркадия и Константина Райкиных всегда маячила тень Чарли Чаплина, но на этот раз она прямо материализуется в спектакле "Лондон Шоу". В нем звучит музыка из фильмов Чаплина, а за каждой сценой пьесы следуют пластические отбивки: в перекрещивающихся, мигающих лучах прожекторов, в черно-белом свете актеры безмолвно и превосходно разыгрывают интермедии - совсем как в немом кино. Так показан театральный разъезд у Ковент-Гардена, а еще уроки актерского мастерства, музицирования, сценического движения, которые преподают Элизе.
Одна из таких пантомим воспроизводит финал "Огней большого города", когда героиня протягивает цветок нищему бродяжке, и только потом узнает в нем своего благодетеля - того, которому обязана благополучием. В спектакле это сон Элизы Дуллитл, мечтающей о собственной цветочной лавочке и о том, как войдет в нее профессор Хиггинс. Роль профессора играет Максим Аверин, и в этой сцене огромного роста актер кажется таким же маленьким, как Чарли Чаплин.
Сюжет пьесы всем хорошо знаком и по театру, и по знаменитому киномюзиклу "Моя прекрасная леди", и по фильму-балету, в котором были заняты Екатерина Максимова, Марис Лиепа и Владимир Васильев: ученый аристократ Хиггинс на спор взялся за считанные месяцы обучить простушку-продавщицу цветов хорошим манерам, да так, чтобы все его окружение поверило, что она - настоящая леди.
Смысл спектакля не вполне соответствует пожеланиям драматурга, социальное послание театр не заинтересовало, слово "шоу" в названии написано как фамилия автора, а стоило бы писать его с маленькой буквы, потому что все выстроено по законам шоу, но выполнено уморительно смешными, чисто актерскими средствами - как в итальянской комедии масок.
Вот папаша Дуллитл (Денис Суханов) приходит в роскошный дом Хиггинса весь в алкогольных парах, а прислуга - миссис Пирс (Марина Иванова) - выходит навстречу этому антисанитарному типу в марлевой маске. А после того, как за недолгое время своего пребывания на сцене он, будто приблудная дворняжка, успевает почесаться всеми местами обо все имеющиеся в доме углы и предметы, впору менять мебель, да и обои в придачу.
Во втором акте он же, разжившийся наследством, явится к матери Хиггинса в образе "кум королю", во фраке, манишке и белых перчатках, но некоторых привычек не забудет и дорогой одеколон в пульверизаторе использует явно не по прямому назначению, а место для рюмки найдется и в кармане жилета.
Роль Элизы играет Альбина Юсупова. Она, к счастью, пренебрегает богатыми возможностями утрирования грубых повадок и пародирования разных говоров. Ее речь похожа на современную разговорную, но постоянные "типа того", "а чё там", "опа!" и прочие просторечия кажутся невинной забавой: то ли услышишь теперь по телевизору в исполнении тех, кого аудитория считает настоящими леди.
Максим Аверин, в свою очередь, и не думает изображать пожилого аристократа. Его профессор - сильный, статный, агрессивный молодой мужчина, он сам презирает светские условности, через слово чертыхается, лезет на рожон, а также с ногами на стол. Он больше похож на бедную Элизу, чем на свое богемное окружение. Хиггинс и Элиза - сильные, упрямые, самостоятельные, независимые личности, которые не любят притворяться тем, кем не являются.
Строго говоря, они с самого начала - пара, остается только признаться в этом самим себе. Их отношения в спектакле больше напоминают не те, что описаны в пьесе Шоу, а те, что известны нам по "Укрощению строптивой" Шекспира. Как и у Шекспира, не слишком понятно, чье влияние сильнее.
Пожалуй, наши герои равны: он формирует из Элизы ту женщину, которая нужна ему, она проделывает над ним аналогичную операцию. Недаром подзаголовком спектакля служат слова Константина Райкина: "История городской Золушки, в которой наказаны высокомерие и эгоизм, а тот, кого приручали, сам приручил того, кто приручал".
Прежде чем задать вопрос Максиму Аверину, я выслушала его короткий монолог:
- Вчера я приехал в шесть утра из Киева. В двенадцать часов у меня была запись радиоспектакля "Царь Эдип". Прихожу, встаю к микрофону - благость. Как можно от этого отказаться?! Вечером в "Сатириконе" играл "Тополя и ветер". После этого ночью на телеканале "Москва 24" в программе, которую для меня делают, до пяти утра читал стихи Роберта Рождественского, Давида Самойлова. Они, конечно, не могли взять все, я хотел больше. Потом утром встал и поехал на озвучивание. Вечером - "Пигмалион". Это же кайф!
- Почему Рождественский и Самойлов? Это не очень типичный выбор для молодого актера.
- В своем моноспектакле на сцене "Сатирикона" я читаю Самойлова, Вертинского, Пастернака, Высоцкого, Бродского, Маяковского (я его очень люблю). Это мой собственный выбор.
- Максим, теперь про спектакль. В программке сказано, что это "сценическая композиция", и ясно, что отношения вашего героя и Элизы сильно изменены.
- Мне кажется, что Бернард Шоу был очень хитрым человеком. Ему такая "клюква", что профессор - это Пигмалион, который влюбился в свою Галатею, такая прямая ассоциация не нужна. Поэтому мюзикл "Моя прекрасная леди" при его жизни не был выпущен. Его произведение начали извращать или придумывать для него другой ход только после смерти автора. А у него все сложно, как в жизни.
Профессор привык уже к своим привычкам: холостяк, ничего не хочет менять и сам не хочет меняться. Но он влюбляется, и это для него сложная работа: прийти к своей любви так, чтобы не сломать крылья. Чарли Чаплин говорил: "Искусство, прежде чем дать человеку крылья, ломает ему ноги". То же самое можно сказать и про любовь. Хиггинс - эгоцентрик. Он думал, что может манипулировать, управлять людьми, этакий кукловод. Но сам оказался в руках любви. Это как в стихах Рождественского, "и выпрямишься, и начнешься".
- Раньше казалось, что профессор влияет на Элизу, а у вас получается, что это влияние взаимно.
- Каждый человек, входящий в твою жизнь, твой учитель. И ученик становится учителем. Хиггинс изменил культурный код Элизы, сделал ее женщиной в высоком значении слова - не просто женщиной, которая правильно держит нож и вилку, а той, что понимает свое истинное предназначение - обогащать мир красотой и мудростью. На самом деле, мужчина думает, что он - царь зверей. Но царица тоже играет огромную роль: она вдохновляет мужчину на подвиги.
- То есть Хиггинс и Элиза - равные партнеры?
- Оба - личности, поэтому он в нее и влюбляется, цепляется за нее. Она - гений в своей природе, потому что она выше своего предназначения, которое ей уготовано. Она выше жребия, выданного ей судьбой. Он влюбляется в ее душу, ее естественность, ее необычайную природу. Так ведь и в жизни происходит.
- Чья идея скрестить "Пигмалиона" с "Огнями большого города"?
- Константина Аркадьевича Райкина, конечно. Я знаю, как это произошло. Это было в его любимом городе, в Венеции. Там он наткнулся на календарь с изображением Чарли Чаплина и сказал: "Все. Есть решение!"
Мы сидели у него в кабинете, смотрели фильмы Чаплина, хотели понять эту природу. В той сцене, в которой мы делаем проекцию "Огней большого города", я такой счастливый человек! Я думаю, какая у меня потрясающая профессия! Вообще, это же в воздухе витает. Недавно вышел фильм "Артист" - стилизация под немое кино.
Прогресс так огромен, что человеку хочется простоты. Именно в этом гений Чаплина. Он простыми средствами, без слов передает самое главное - тепло. И это такое счастье, что я, двухметровый, ощущаю себя Чаплиным, вы будете смеяться.
- Нет, не буду. Я удивилась, как это вы кажетесь в этой сцене таким маленьким, как Чаплин. Я даже рассматривала ваш костюм: думала, в нем какая-то хитрость.
- За это я люблю свою профессию, что можно перевоплощаться, можно быть разным. Это чудо нашей профессии. Когда мы играем "Тополя и ветер" (с Денисом Сухановым и Григорием Сиятвиндой), Райкина спрашивают: "Зачем молодые актеры играют стариков?" А для него и для нас это и есть театр перевоплощения.
В любом случае актер в каждой роли играет самого себя. Но так здорово, что можно побыть и Чаплиным, и стариком. В этом наше предназначение. И в этом исключительность нашего театра. Марина Тимашева
Отправлено: 23.09.13 20:43. Заголовок: И еще немного "ж..
И еще немного "живых" мнений о спектакле от зрителей "Сатирикона" И так отрадно неожиданно видеть в череде зрителей - людей, которым спектакль советовала лично ты
Вот и птички полетели по серому небу, огибая Тауэр и Биг-Бен, на театральном проезде, спасаясь от дождя собрались истинные лондонцы. Тут и мальчишки-сорванцы-разносчики газет, и почтенное куда-то торопящееся семейство, дамочка легкого поведения, модный «чопорный и надменный» господин, пара зевак, цветочница… Здесь и начинается история о лондонской Галатее – Элизе Дулитл, которая попала под крыло/обаяние/покровительство профессора Генри Хиггинса. Как легко попалась, так же легко и выпорхнула. Изменить можно все: прическу, говор, фигуру, манеру одеваться, а «внутренности» свои не изменить. Попытаться можно, да только следить нужно, чтоб они назад не полезли в самый неподходящий момент. А жить постоянно опасаясь, что вот-вот допустишь промашку и примут не за свою и того страшнее… Что-то из серии «И ляпай! Но ляпай уверенно. У них это называется точка зрения. Вот я грубовата. А у них это - эксцентричность". Таким образом в нас уживается много сущностей: в строгом с виду профессоре может жить капризный ребенок, в мусорщике - философ, а в самой обычной цветочнице – герцогиня. Как говорится еще в одном хорошем сатириконовском спектакле: «Мы все не те, кем кажемся себе порою…»
Состав был идеальнейший, пожелать лучшего и нельзя (Осипов-Мартинес-Суханов)! Вообще в обоих составах, равнозначной остается для меня разве что Миссис Хиггинс – всегда прекрасная: будь то Агриппина Стеклова или Лика Нифонтова. Ну, а когда на сцене появляется Денис Суханов, то все, пиши пропало – артисту и слова не дают сказать, заглушая все смехом и аплодисментами. Одно обидно, когда Суханов сопровождает бравады своего героя чередой маленьких трюков, то зритель, к сожалению, не цепляется за текст. А ведь какие вещи, какие святые истины произносит моралист-Дулитл! Но не возможно не смотреть на все эти минутчки-секундчки-моментики, когда Альфред Дулитл чуть ли не жонглирует пилочками-пузыречками-щеточками, сопровождая это фонтанчиками из одеколона. Я очень люблю первый акт. Его хОлодность вечернего Лондона, уют хиггинсовой гостиной, шик и строгость приемной Миссис Хиггинс и венчающий все кристалл невероятной красоты – сцена приема в посольстве. К сожалению, второе действие для меня - это только Дулитл, Фантазия Элизы и финальная кино-сцена. Нужно перечитать пьесу, устаканить. Порой я не понимаю, что хотят друг от друга учитель и ученица, а, может, они этого и сами не понимают, так, пререкаются, ради пререканий и не более, бегают друг за другом, пинают, кусают… Считается, что (даже в каком-то романтическом фильме уделили этому особое значение), что отношения между людьми становятся крепче, если один из партнеров чему-то научит другого. Жарить яичницу, пользоваться лобзиком или управлять автомобилем. Здесь же Элиза обязана своему наставнику буквально всем, всей собой – своим видом, манерами, но наполнением души – ни разу. Она внутри все та же – жаждущая свободы, упрямая мисс с улицы. Но признать победу Хиггинса, значит признать ничтожность собственного Я? В любом случае, как бы что не складывалась в моей подуставшей в этот день голове, от спектакля остались просто прекрасные ощущения!
P.S. и спасибо теперь уже московской цветочнице, плод её усилий был оценен мистером Дулитлом на поклонах особо.
Воскресным вечером воспользовалась шансом посмотреть Сатириконовский "Пигмалион" с другим составом ) Первый раз смотрела с Авериным - Юсуповой, сегодня радовали Осипов и Мартинес Карденас... Альбина Юсупова в роли Элизы однозначно смотрится интереснее, а вот кто был лучшим Хиггинсом ... пожалуй, Осипов... может просто впечатления более свежие ))) Ну и как всегда зажигал Суханов в роли Дулитла, ну ведь хорош же, ну просто чертовски
Начну с предисловия. Иной раз в спектаклях (хороших и даже не очень хороших) случается эпизод… или даже всего лишь взгляд или движение, которые - как амплитудный всплеск энергетики, и, даже почти полностью позабыв когда-то виденную постановку, их помнишь. В Эрмитаже мне рассказывали, что постоянные зрители специально (с обязательным вопросом: «Еще не бежит?») приходили на финал гоголевской «Женитьбы». Ради 10 минут финального канкана я с удовольствием пересмотрела бы МТЮЗовское «Тру-ля-ля». Лет 30 назад видела…. до сих пор помню, как оборачивался из человека в деревянную куклу Мило-Дворжецкий или как, потрясая яркими перьями на шляпе, «выбулькивал» свои наставления Оргону Клеант-Богатырев… А предсмертный танец Дункана в «Макбетте»… А чего стоит превосходный монолог Аркадиной, прозвучавший в слабеньком «Подавлять и возбуждать» в театре Калягина… А сцена «самоубийства Бриллинга»… Тут у каждого из театралов свой список. Но я это к кому, что в сатириконовском «Лондон Шоу» есть одна сцена, несколько движений, которые «делают» для меня всю постановку. Я с нетерпением жду конца 1 действия, когда, в черно-белой сцене посольского приема, сам посол восточной страны (чалма, кальян и супруга в парандже в плюс к фрачному костюму) вдруг начинает танцевать чарльстон… да еще рукою – вот этак. Финальный уход персонажей (приправленный стоянием в мерцающем луче света – Хиггинса? Чаплина?) – это в спектакле лучшее. И это именно то, что до гранулы миллиграмма останется в памяти…
«Лондон Шоу» - это «Пигмалион», этакое традиционное для этого театра шоу на тему Бернарда Шоу. Правда, история цветочницы, превращенной талантом профессора фонетики Хиггинса в герцогиню, лишена в Сатириконе романтичного финала: Элиза Дулитл обрезает возможность любви, в духе нынешнего времени выбирая гордую независимость и карьеру. Ну, что ж – ее право… Хотя интересно было бы одним глазком заглянуть в дальнейшую судьбу бывшей цветочницы: мне кажется, она быстро растеряет сердечность чувств, заменив их умом и хваткой.
В зале вчера был суперпереаншлаг, а потому на оптимальные для театралов места в близких рядах пересели лишь после антракта. И – в очередной раз я подтвердила для себя: пара Хиггинс/Пикеринг (Осипов/Бубнов) более изящна, тонка и точна, нежели другой состав исполнителей. Ибо долгая и довольно скучная сцена объяснения Хиггинса и Элизы (слова, слова, слова… и – всё по кругу, всё уже сказано… и тут же начинается сначала) играется Артемом Осиповым на таких мгновенных и точных (и отнюдь не грубо-антрепризных) перепадах… ну, просто счастье наблюдать. Да и в кинематографической вставке («Мечты Элизы») Осипов хорош и очень-очень-очень похож на Чаплина.
Ну и, конечно, главная радость постановки – Денис Суханов в роли мусорщика Дулитла. Это не только моё, фанатское: в фойе слышали разговоры зрителей, которые отмечали, мол, папаша Элизы «жжет незабываемо». Мне кажется, скорость перемещений-почесонов мусорщика при первом его появлении несколько поуменьшилась, а оттого публика может перевести дух и включить уши для восприятия текста (а текст вложен в уста Дулитла превосходный). Но однозначно - появление на сцене этого героя заставляет зал восторженно охнуть. При этом мне кажется, что не все зрители понимают, что изящнейшего посла восточного государства и вот это косолапое пузатенькое и сильно воняющее (в первом действии мусорной вонью, во втором – одеколоном) существо играет один и тот же актер.
В общем, «Лондон Шоу» - это милый и талантливый спектакль, на который в сатириконовском зале-тысячнике собираются хронические аншлаги. Философии и глубины в этой постановке весьма немного, но шоу из Шоу получилось замечательное. Тем более, что вчера на сцене был идеальный мужской состав.
Записки театрала. "Лондон Шоу", комедия по пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион», перевод П. Мелковой.
Сценическая редакция театра "Сатирикон" Постановка - Константин Райкин Сценография - Борис Валуев Костюмы - Алла Коженкова Звук - Екатерина Павлова Свет - Анатолий Кузнецов Помощники режиссера - Анастасия Овсянникова- Эльвира Кекеева В спектакле звучит музыка из фильмов Чарли Чаплина.
* Пигмалион— в греческой мифологии скульптор, создавший прекрасную статую и влюбившийся в своё творение.
В главных ролях: Максим Аверин, Альбина Юсупова и Григорий Сиятвинда.
Не знаю как вы, а я люблю накануне Нового года посещать театральные мероприятия. Пытаюсь таким образом создать у себя праздничное настроение. Далеко не все постановки способны создать таковое у зрителя. Но "Лондон Шоу" в театре Сатирикон им. Аркадия Райкина - это как раз тот случай, когда после просмотра выходишь на улицу с явственным внутренним подъемом.
Казалось бы, "Пигмалион" - классическое произведение, поставленное во множестве, в том числе российских театров, неоднократно экранизированное. Ну, чем тут еще можно удивить? Всем известная история о профессоре фонетики Генри Хиггинсе, который заключил пари со своим новым знакомым — полковником Британской армии Пикерингом. Суть пари состояла в том, что Хиггинс сможет за несколько месяцев обучить цветочницу Элизу Дулиттл произношению и манере общения высшего общества. И ему это удается.
По ходу обучения профессор и его ученица влюбляются друг в друга. Но в связи с тем, что он убежденный холостяк, а она вздорная девчонка, они боятся признаться в собственных чувствах и вместо этого всячески издеваются друг над другом.
Но Константин Аркадьевич Райкин и его актеры привнесли в классику свежую струю и толику столь искрометного юмора, что фактически на протяжении всего спектакля, зрители буквально покатывались со смеху. Кроме того, нельзя не отметить необычную сценическую находку - тематические вставки, имитирующие черно-белое немое кино времен Чарли Чаплина. Эффект достигается с помощью специального света и особых телодвижений актеров. Все артисты играли просто блестяще! Выкладывались на полную катушку, никакой халявы, которую, к сожалению, нередко можно встретить в современных постановках. Особо хочется отметить игру Максима Аверина, исполнившего роль Генри Хиггинса и Григория Сиятвинды, сыгравшего отца Элизы - Альфреда Дуллитла. В зале полный аншлаг. Зрители в конце спектакля устроили овацию и одарили актеров заслуженными букетами.
Спасибо Константин Аркадьевич за то, что поменяли в театре сиденья. Для нас, тяжеловесов, только что вступивших за границу 9 месяца, - это просто подарок. Не люблю книгу Шоу "Пигмалион", но пропустить постановку Райкина, игру Максима и Григория - не смогла. Спектакль не стал моим любимым, но он - беспроигрышный коктейль для того, чтобы весело провести один вечер. Отдельное спасибо за немые сцены старого кино и музыку из фильмов Чаплина. О, мой Чарли, ты так и не смог смириться с тем, что в кино появился звук; как и я не могу смириться с бездарным сном девочки Любы...
Упражнения в комическом Константин Райкин поставил «Пигмалиона» Бернарда Шоу в стиле немых кинокомедий.
Шоу написал знаменитого «Пигмалиона» об английском обществе начала ХХ века, в котором невозможно было достигнуть успеха, не владея тонкостями аристократического произношения и основами риторики. Эта блестящая комедия, столь тесно связанная с реалиями своей эпохи, в общем-то, довольно трудно переводима на другие языки, и постановка ее в новых реалиях — это всегда проблема. Особенно странно идея, что взобраться на верх социальной лестницы человеку мешает акцент, бедный словарный запас и обилие слов-паразитов в речи, выглядит сегодня. Ведь мутный поток всевозможных ошибок, запинок, оговорок, неправильных ударений изобильно изливается на зрителей с экранов и из радиоприемников. Ну а косноязычие в высших кругах — и вовсе наш тренд.
И тем не менее Константин Райкин взялся за произведение ирландского насмешника и, кажется, не прогадал. История о Пигмалионе ХХ века, оказавшемся профессором фонетики, и о его Галатее, цветочнице, которую он пообещал выдать за герцогиню, — лакомый кусочек для артистов. В самом деле, какой же актер откажется от роли Генри Хигинса — мизантропа, большого ребенка, эгоистичного и эксцентричного? (Да-да, доктор Хаус в связи с этим описанием вспоминается не случайно). Или полковника Пикеринга, безупречного джентльмена, не менее инфантильного в душе? Или Элизы, неунывающей девчонки, превращающейся в истинную леди? Райкин в своем спектакле сделал ставку именно на исполнительское мастерство, а вопросы о роли языка в современной жизни оставил за бортом. В общем, и современной жизни-то в спектакле нет (если не считать нескольких сленговых словечек в устах Элизы), перед нами настоящая сказка.
Спектакль открывается длинной сценой, стилизованной под немое кино (вернее, под комедию этого периода). Мерцает свет, участники театрального разъезда у Ковент-Гардена активно жестикулируют, суетятся, беззастенчиво играют лицом — у них ведь, как и у киноартистов до появления звука, средства выразительности ограничены, вот и приходится доносить эмоции совсем не в стилистике русского психологического театра. Эта пантомима, сомнительная с точки зрения зрителей, которые с сюжетом пьесы не знакомы (а таковых, судя по всему, в зале было изрядное количество), тем не менее оказалась своего рода камертоном для спектакля. Она задала такой бодрый ритм, что дальше актерам оставалось его удерживать и (по возможности) наслаждаться сценическим пинг-понгом.
В первом действии это получалось лучше всех у темнокожей Элизы — Елизаветы Мартинес Карденас. Она, не жалея сил, мимики, жестов и голоса, переживала чудесные перемены в унылой жизни героини: попадание в богатый дом, странную сделку с Хигинсом, приход нагловатого папаши-мусорщика и т. д. Молодая актриса поймала чаплинско-линдеровскую волну, предложенную режиссером, как классный серфер. Хигинсу — Максиму Аверину ребячья беготня по лестницам, увлеченная игра в шарады с Пикерингом, волевое убеждение строптивой Элизы дались несколько тяжелее. Зато во втором акте, в основном посвященном несостоявшейся любви Пигмалиона и Галатеи, явно лидировал Хигинс-Аверин. Ему удавалось одновременно играть и смущенную влюбленность, и понимание абсолютной невозможности примирения и счастья. Впрочем, чаплиновские эпизоды, очевидно срифмованные с сюжетом Шоу через цветочницу из «Огней большого города», все же вызывают много вопросов. Играть гениального чаплинского Бродягу, да еще почти всерьез, без всякой самоиронии — задачка убийственная для любого актера.
На фоне главных героев в постановке совершенно не потерялись второстепенные. Григорий Сиятвинда освоил и обжил затейливый рисунок роли пройдохи Дулитла, подвижного, словно ртуть. Елена Бутенко-Райкина сумела сделать образ абсолютной, дистиллированной английской экономки живым и трогательным. Лика Нифонтова в роли миссис Хигинс покорительно аристократична…
В общем, режиссер Константин Райкин здесь оказался профессором Хигинсом, ставящим перед артистами-галатеями очень сложные с точки зрения ремесла задачи. И они со своим «приемом в посольстве» (читай выпуском спектакля в сложном жанре) справились вполне.
"...Я уже давно чувствовал: я обладал способностью вызывать не только смех, но и слезы," - я вспомнила Чаплина в тот самый момент, когда бедняга Дулиттл грохнулся навзничь со своего табурета в момент основательного укладывания "в постель". Да и вообще весь спектакль прошел в ауре чарующего чаплинского обаяния и шарма, под звуки его чудесной музыки и необыкновенной души. И что самое ценное - все персонажи соответствовали той самой "печально-радостной" атмосфере, которую, собственно, сами и создали. Бесспорно, аншлаговый спектакль, потому что исполнители главных ролей всегда "в ударе" и всегда готовы дарить нам радость и хорошее настроение. Спектакль, без сомнения, трудный: играют в очень энергичном темпе, и весь он построен на движении. Постановка яркая, увлекательная; и она будет такой снова и снова, потому что в актерах живет желание играть еще и еще. Действительно, почему мы неоднократно хотим видеть тот или иной спектакль? Потому что хотим наблюдать любимых, талантливых, интересных актеров, чувствующих нашу любовь и отвечающих нам тем же. Потому что знаем, что встреча с ними - мастерами своего дела - это долгожданный праздник, который запомнится надолго.
...Папаша Дулиттл свалился с табуретки совершенно непреднамеренно: все его партнеры были настолько обескуражены, что открыли рты от удивления. "Заигрался" Суханов! Но как же очаровательны подобные, рождающиеся на глазах, "экспромты", как они украшают все действие на сцене! Ведь это и есть тот живой дух театра, который и привлекает зрителя, даря ему незабываемые впечатления. Дулиттл у Суханова получился на славу: комедийно-опереточный и вместе с тем с претензией на глубину. На мой взгляд, он использует здесь выразительную внешность героя, то есть его внешнюю характерность, и в то же время хочет проникнуть в его психологию, что в итоге приводит к блестящему результату. И тут снова трудно не вспомнить Чаплина, осуществившего эту великую смесь клоунады и психологического реализма. Я возьму на себя смелость и скажу, что в "Лондон Шоу" у нас появляется возможность хоть немного прикоснуться к попытке реализации этого стиля, в частности, за счет игры Дениса Суханова.
Элиза оказалась вполне достойной дочерью своего отца: градус ее "выступления" достаточно высок, причем эксцентрична она и "в радости" и "в печали". Ее угловатые, несуразные движения в определенный момент сменяются более сглаженными и "осмысленными", но в глубине души она остается все той же Элизой с душой нараспашку и чертовщинкой в глазах. Сергей Громов замечателен в своей роли, очень удачная его работа. Ему совсем не нужна та взрывная экспрессия, присущая другим персонажам, но от этого его военная выдержка полковника ничуть не тускнеет и не затмевается. То же скажу о героине Агриппины Стекловой: ее житейский опыт и понимание людей составляют основу роли, которая читается четко и ясно. В целом же именно эти два персонажа вносят ту необходимую гармонию в импульсивный, неугомонный мир спектакля и как нельзя лучше напоминают о старой доброй викторианской Англии.
Об Аверине могу говорить много и долго, ибо он того заслуживает. Об этом неординарном, изумительном актере, искренне преданном своему делу, способном взять любую ноту и сыграть практически все - и слово, и мимику, и жест. И он, также как и Суханов, в своем роде близок к той чаплинской стилистике, придуманной Райкиным для спектакля. Сон Элизы - знаменитая финальная сцена из "Огней большого города" - излечившаяся цветочница по-прежнему на ощупь узнает своего добродетеля в лице Чарли и все понимает. Я отлично помню этот крупный план в фильме, когда Чаплин так близко становится к зрителям, что может как бы с глазу на глаз открыть им свои заветные мысли и чувства. Интимное искусство кино, по-своему обнажающее психологию. Но и в нашем случае с большой сценой этот эпизод не только не проигрывает, но, наоборот, подчеркивает и усиливает вспыхнувшее светлое чувство двух людей, казалось бы, нашедших друг друга. Чистое, робкое чувство. Элиза и Хиггинс долго смотрят в глаза друг друга, стоя к нам в пол оборота, и вот-вот растворятся в своей нежности. И как жаль, что, испугавшись, а может быть, не поверив в случившееся, герои расходятся прочь, и любовь не в силах удержать их рядом. Грустно. Но я придумала свою концовку, опять же не без помощи любимого Чаплина. Финал "Новых времен": Чарли с подругой, рука об руку, уходят навстречу новому дню, к горизонту; они влюблены, счастливы и впереди - целая жизнь.
Спектакль не относится к числу обожаемых. Но – он неплох, а наличие в нем дополнительного магнита (по имени Денис Суханов) время от времени притягивает меня с Сатирикон. 2 марта вообще очень повезло: играл ЛУЧШИЙ МУЖСКОЙ СОСТАВ, где, помимо Суханова, чей мусорщик Дулитл замедлил таки свои метания с «почесоном» по сцене раза в два… но при этом его появления на сцене не перестали вызывать в зале большого радостного возбуждения… …так вот, помимо Суханова, в этот вечер Хиггинса и Пикеринга играли совершенно замечательные Артём Осипов и Сергей Бубнов. Играли ярко и вдохновенно. Мастерски играли – при этом совершенно без наигрыша и антрепризных штампов.
Почему-то (пусть косвенно) эта парочка напомнила мне Шерлока Холмса и Ватсона. Один – человек с ярко выраженным талантом (близким к гениальности), но весьма непростым характером… Второй – почти равноправный его помощник, все время остающийся немного в тени… Ну, и экономка миссис Пирс на месте холмсовской миссис Хадсон… И, наконец, мать Генри Хиггинса там, где у Шерлока Холмса присутствует брат Майкрофт.
Герцогиня-Цветочница Элиза Дулитл, правда, в эту схему не вписывается… Ну, да я ведь говорю про творение Бернарда Шоу, а не Конан Дойла. *** Сатириконовское «Лондон Шоу» (имхо) являет собой пример спектакля, который обмялся под сцену и исполнителей, и теперь не по кочкам от сцены к сцене скачет, а, набирая ход, летит от первой сцены к финальной… Впрочем… есть еще кочки… Увы, есть… Дело в том, что пьеса Шоу – она в большей степени текстовая, нежели игровая. То есть – текста много, и его обилие, нет-нет, но начинает утомлять. Этот недостаток хорошо обошли в мюзикле «Моя прекрасная леди»: там поступают по принципу «а молчать не в силах – пой», вогнав в песенные хиты массу диалогов и монологов. В Сатириконе тоже поступили остроумно, оборотив несколько длинных сцен в пантомиму а-ля черно-белое немое кино (кстати, обращали внимание: в сцене обучения Элизы костюм миссис Пирс «обесцветился», стал серым?). Сцены эти очень хороши, к тому же они приносят лично мне дополнительное удовольствие (в Ковент Гардене Денис Суханов оборачивается в джентльмена с трубкой, а в сцене посольского приема он превращается в… ооооооо….. какоооогоооо!!!!! прекрасного посла). Но… как ни сокращай сцены, предпоследнее объяснение Элизы и Хиггинса… ох, какое же оно долгое! Вот они говорят-говорят-говорят… потом еще бегают-бегают по кругу… сидишь и ждешь, когда же, наконец, они ничего не решат – но наступит прекрасный черно-белый финал с зонтами, шариками, бросанием букета невесты…
Впрочем, там, где сцены не так безразмерно длинны, в них наличествует еще один недостаток: текст идет на такой скорости, что добрая треть его свистит, как пули у виска, невнятными словами и фразами пролетая мимо ушей публики. (Уж на что я искушенный зритель, привычно и с пониманием принимающий и долгие сценические паузы, и тексты, произносимые с огромной скоростью… или, скажем, тихим шепотом… Но мне на «Лондон Шоу» время от времени приходится худо, и хочется спросить у соседа по залу: «А? Что он сейчас сказал?»)
Впрочем, на счастье, текст пьесы я знаю довольно хорошо… да и не ради текста Шоу, скорее всего, ставилось сатириконовское шоу. Это – веселое представление под прекрасную музыку Чаплина. В интересных костюмах и декорациях. И замечательные черно-белые вставки, в которых то Хиггинс-Осипов так похоже превращается в Чарли Чаплина, то прыгает через виртуальные лужи Пикеринг-Бубнов… А то - самое прекрасное! – когда строгий посол восточной державы вдруг срывается в веселый чарльстон… …вот хоть бисируй эту сцену – до того она замечательная!
Для праздничного настроения захотелось хорошего и лёгкого, потому решила снова посмотреть "Лондон Шоу". Спектакль выпускался в конце прошлого сезона, с тех пор я его не видела. Хотя с настроением всё в порядке, есть и неприятный осадок: вроде бы никаких изменений, но идёт спектакль по-другому. Речь о темпе, который и раньше был чересчур быстр, а теперь совершенно зашкаливает - в ущерб смыслу. Публика не успевает не только осознать и переварить шутки, но даже расслышать их. Пауз нет, точнее, они настолько редки, что кажутся просто манной небесной. Ирония Шоу проскакивает мимо зрительских ушей, заполненных актёрской говорильней. Массированная атака идёт не только на органы слуха, но и на зрение: очень много движений самого разного рода, как-будто все куда-то спешат и хотят отыграть быстрее. Спектакль стал похож на немой фильм, из числа грубоватых комедий, который зачем-то озвучили большим количеством текста. Когда я смотрела "Лондон Шоу" летом, меня как раз порадовало то, что с помощью стилизованных "немых" сцен и чаплинских мотивов режиссёру удалось преодолеть многословие драматурга, сделать спектакль легче для восприятия, сохранив смысловую наполненность - может быть, не ту, что у Шоу, но и это тоже интересно. Однако уже тогда было ясно, что концентрация внешних приёмов почти достигла критической массы. Сейчас из-за усиления темпа черта пройдена, в итоге ушла лиричность, рассыпались смысловые связи, господствует только внешнее. Это очень обидно, потому что я помню, как Артём Осипов и Альбина Юсупова играли любовь - постепенно раскрывающееся, непонятное самим героям чувство. А папаша Дулитл не только радовал гэгами, часть его изречений достигала зрительских ушей, и жизнерадостный образ абсолютно "естественного" человека был цельным и интересным.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 4
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума